Идея личного спасения эллинам была совершенно чуждой до тех пор, пока сохранялась полисная структура общества, и человек не чувствовал себя совершенно оторванным от общественных интересов. Только ощущение полного одиночества в окружающем мире в эпоху эллинизма могло привлечь эллинов к идее личного спасения при помощи любви Бога (к тому же иудейского) к человеку. Не было идеи личного спасения и в так называемых языческих религиях, поскольку человек чувствовал свою неразрывную связь с общиной. И так же естественно испытывали потребность в общении буддисты или христиане, стремившиеся к личному спасению. Поэтому мы нигде не видим абсолютно одиноких монахов – ни в буддизме, ни в христианстве. И хотя рассчитывать на положительное изменение своей кармы могли только монахи, уже в первые годы существования буддизма вокруг Гаутамы складывается монашеская община сангха, т.е. объединение людей, отказавшихся от всего, что их раньше связывало с обществом: от семьи, принадлежности к Варне и от собственности. Тем не менее, монастыри уже на заре своего существования имели собственность, которая, однако, была призвана не отвлекать монаха от личного спасения, но способствовать этому. Более того, хотя спасение и обретение нирваны Будда обещал только аскетам, покинувшим свой дом и освободившимся от привязанностей, его учение принимали многие миряне. При этом они должны были выполнять простой этический комплекс (Пять Заповедей): воздерживаться от убийства, воровства, блуда, лжи и возбуждающих напитков. Но поскольку рассчитывать на положительное изменение своей кармы, согласно раннему буддизму, могли только монахи, то в дальнейшем буддизм развивался в сторону утверждения идеи всеобщего универсального освобождения: выдающиеся в духовном отношении личности способны не только сами достичь нирваны, но и спасти (освободить) остальных живых существ, как бы «поделившись» с ними своими духовными заслугами. Обычным наименованием буддистских монахов было бхикшу – нищий; они в основном жили за счёт добровольных подаяний. Монаху полагалось молча, не поднимая глаз, обходить с чашей в руке дома мирян, ничего не прося и ни на чём не настаивая, не радуясь обильной милостыни и не огорчаясь, когда он не получал её вовсе. Для сравнения: «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания. В какой бы город или селение ни вошли вы, наведайтесь, кто в нём достоин, и там оставайтесь, пока не выйдете; а входя в дом, приветствуйте его, говоря: «мир дому сему»; и если дом будет достоин, то мир ваш к вам возвратится. А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или города того, отрясите прах от ног ваших…» (Мф. 10:9–14). В христианстве идеи воздержания и отречения от мира развивались, с одной стороны, под влиянием еврейских аскетических сект, с другой – как противопоставление греко-римскому миру, воспринимаемому как царство греха и дьявола. Подчеркивалась разница жизни «по плоти» и «по духу», указывалось, что «плотские помышления суть вражда против Бога» и «живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим. 8:6, 7–8 и Рим. 8:13). Наряду с этим было сформулировано мнение, что в Евангелиях даны два образа жизни и святости: один – обязательный для всех, другой – добровольный, предлагаемый стремящимся к высшей святости (это мнение резко отрицается протестантизмом). На эту идею оказывали влияние учения александрийских неоплатоников об очищении духа воздержанием от телесных наслаждений и в особенности – учения гностиков. Привлечённые к христианству высотой евангельского учения и чистотой жизни христиан первых веков, гностики внесли в теоретическое объяснение сущности новой религии чуждые ей черты своего учения: резко противопоставили Богу, Творцу духов, мир материи, мир чувственной ограниченности и конечности. Они учили, что человеческий дух есть искра Божия, пленённая враждебным ей плотским началом, миром чувственного, что спасение через Христа есть освобождение духа от телесности, восстановление чистой духовности нашего существа. Отсюда – высшей целью человеческих стремлений должно быть полное отречение от злого начала, воссоединение с первоисточником духа, божеством.