Юлиан указывает на жестокие внутренние распри между христианами и утверждает, что ереси – плод необъяснимых противоречий, скрывающихся в священных книгах христианства. Само учение о Боге (догмат о Троице) есть смешение греческого политеизма и иудейского монотеизма, лишённое всякой силы и истины. Христианский культ (например, поклонение могилам мучеников) полон безумия. Громадность заблуждений познаётся в безнравственности и жестокости, в которых живут «галилеяне». Поэтому необходимо спасти человечество от великой беды, к которой его ведёт христианство. Исследователи подчёркивают, что полемика Юлиана характерна для определения и силы, и слабости его взглядов. Правда, в ней можно найти предчувствие приёмов новейшей критики и рационалистического анализа религии. Но, с другой стороны, Юлиан поражает исследователей «ребячеством» своих рассуждений, проявляет на каждом шагу легковерие и суеверие, обнаруживая, насколько нестройно соединялись в нём философские влечения с совершенно чуждой научной строгости мыслью, проникнутой пристрастием, наивностью и скачками. Во всяком случае, для него самого вывод был ясен: чтобы разрушить христианство, надо бороться с ним. Какую же систему борьбы он построил? Христианские писатели (его современники и новейшие ортодоксальные богословы) называют Юлиана гонителем, как и прежних преследователей веры Христа, от Нерона до Диоклетиана. Однако такая оценка несправедлива. В основу своей религиозной политики Юлиан положил «идею веротерпимости». Орудием борьбы, которое он искренне предпочитал всем остальным, была открытая, свободная пропаганда. Юлиан высказал много прекрасных мыслей о необходимости свободы совести. В одном из его последних посланий сказано: «Надобно убеждать и поучать людей, обращаясь к их разуму, а не к ударам, оскорблениям и казням. Я поэтому опять и всегда приглашаю тех, кто ревностно предан истинной вере, не причинять никакого вреда секте галилеян, не допускать по отношению к ним никаких насилий. Надо питать больше жалости, чем ненависти к людям, достаточно уже несчастным, благодаря их заблуждению». Он приказал не только открыть языческие храмы и восстановить запрещённые культы, но и возвратить из изгнания и восстановить на местах низложенных арианином Констанцием православных епископов. Распространять религиозные истины он хотел, прежде всего, посредством литературы, сам много писал и поощрял к тому своих лучших сотрудников. Юлиан устраивал диспуты о вопросах веры у себя во дворце, и на этих собраниях христианские пастыри различных толков проявили много слепого фанатизма и взаимной ненависти. В своих планах борьбы с христианством Юлиан сильно рассчитывал именно на несогласиях, разъедавших христианское общество. Впрочем, он понимал, что одной идейной работы отдельных мыслителей недостаточно для успеха предпринятого трудного дела, потому что богословские трактаты влияют на образованное общество, но не доходят до масс; чтобы просветить последние, нужно систематическое воздействие иного рода. В качестве проводника своей реформы Юлиан стремился опереться на создававшуюся им жреческую организацию, которая могла бы быть противопоставлена христианской церкви. Ещё Константин I Великий понимал громадное значение церкви как дисциплинирующей силы; Юлиан пытался устроить на однородных началах «духовенство» обновлённого им паганизма. Ему, как верховному главе религии, иерархически подчинялись главные руководители служения богам – «архиереи»: им вменялось в обязанность наблюдать за тем, как исполняли свои обязанности простые жрецы и сакральные коллегии провинций. Весь служащий богам персонал был призван к ревностному выполнению восстановленных обрядов и вновь учреждённых церемоний. Языческий культ должен был украшаться благолепием и роскошью, действовать на душу красотой празднеств, обилием жертв, пышностью процессий, захватывать мистическое чувство таинственностью дивинаций (т.е. искусством и даром гаданий).