Массы же вяло откликались на его страстный призыв, давно потеряв веру в старых богов, не понимая новшеств императора. Восстановленные языческие храмы оставались пустыми. В результате одряхлевшее язычество не в силах было ответить на громкий призыв молодого государя. Христианство же, с церковной властью во главе, пользовавшейся громадным авторитетом, держалось крепко; церковь верила в своё будущее и как будто даже больше сплотилась перед грозой. Знаменитый борец за православие, Афанасий Александрийский (только одного его Юлиан отправил в изгнание за оппозицию, резкость которой переступала все законы государства) утешал паству твёрдыми словами: «Не страшитесь, друзья! Это – маленькое облачко, оно скоро пройдёт; посторонимся немного». Юлиан умер после 2-летнего царствования от раны, нанесённой ему вражеской стрелой на Тигре, во время похода против новоперсидского государства, в полном сознании, окружённый немногими верными друзьями. Его смелое предприятие закончилось полной неудачей. Преемник Иовиан (363–364 гг.) возвратил христианству покровительство; оно стало государственной религией, язычество же было окончательно запрещено в царствование Феодосия I Великого (379–395 гг.). Крушение дела Юлиана исследователи не могут объяснять лишь его преждевременной гибелью, считая, что это была историческая необходимость: его религиозно-преобразовательная попытка была усилием индивидуального ума и характера, которое шло вразрез с сознанием и потребностями общества. Система Юлиана в её целом была проникнута слишком сильным субъективизмом, чтобы она могла превратиться в мировую религию. Её философская сторона выражала идеи определённой группы мыслителей и могла удовлетворить лишь малое число адептов, находясь в противоречии с другими концепциями мира и разбиваясь о невежество большинства. Его своеобразный мистицизм мог быть принят лишь кружком одинаково настроенных людей, а догматика его учения слишком дорожила всем прошлым, крупным, но отжившим свой век. Она стремилась приспособиться к временным, национальным и местным верованиям, чтобы привлечь к себе всех, не затрагивая ничьей благочестивой щепетильности. Такое направление практической политики звало к коалиции против христианства множество трудно согласуемых религий; но именно это поражало союз язвой уступчивого эклектического синкретизма. Неразрешимой оказалась и задача примирить в новом культе тонкое чувство просвещённого философа с грубыми эмоциями тёмной толпы. За Юлианом могла пойти только малочисленная секта неоплатоников. Скептики и эпикурейцы ценили в его попытке уважение к эллинистической образованности, которая красила их жизнь, но на его религиозный энтузиазм они отвечали только улыбкой, а его моралистическая требовательность, проповедь святости вызывали в них скуку и раздражение. В более глубоких слоях населения все его усилия встречали только любопытство или недоумение. Исследователи сходятся в одном: Юлиан предпринял невозможное дело, которое должно было пасть одновременно с ним, однако отдают должное его литературному творчеству – очень пёстрому в жанровом, стилевом и даже языковом отношении. Всё прошлое греческой культуры было Юлиану одинаково дорого, и он силился воскресить его в собственных произведениях во всей полноте. У него можно встретить и различные гимны в прозе, перегруженные философскими тонкостями и одновременно поражающими интимностью своих интонаций, и сатирические сочинения, где, в частности, зло высмеивается «равноапостольный» император Константин I Великий, и диатрибу, где автопортрет подан через восприятие враждебных ему жителей Антиохии. За мудрость его почитали вторым Титом, военной славой он уподобился Траяну, милосерден был, как Антонин Пий, а углублённостью в философию сходен с Марком Аврелием. Утопические идеи Юлиана были обречены на неудачу, а фанатики-христиане яростно разгромили и сожгли все языческие святыни повсеместно (кроме Рима).