В Троицком иконостасе, где изображения отодвигаются в глубь сцены, размеры фигур относительно их окружения становятся меньше, появляется своеобразная повышенная точка зрения. Композиции с их круговым ритмом становятся более детализированными и изощрёнными, для них характерно стремление указать на совершающееся действие, воспринимаемое, тем не менее, единым целым. Более развитые, чем в искусстве предыдущего периода, архитектурно-пейзажные фоны, оставаясь пространственным фактором, не столько напоминают о месте действия, сколько раскрывают символику сцен, тонко и разнообразно сопровождая душевные движения персонажей. Фигуры утрачивают классическую полноту объёма, характерную для искусства начала XV в. Их пропорции становятся более вытянутыми, а силуэты – акцентированными, подвижными, иногда стилизованными. Контуры схематизируются и геометризуются, порой бывая вычурными, бесконечно длинными и сложными. Одновременно наблюдается особая «певучесть» волнистых линий. Уменьшаются лики, напоминая иконы дорублёвской эпохи, вытягиваются и без того стройные шеи, а конечности становятся подчёркнуто маленькими и хрупкими, иногда манерно изящными. Особую выразительность приобретают позы и жесты. Таким образом, главным в композиции оказывается линейно-ритмическое начало. Всё отмеченное – следствие изменения образного строя произведений Даниила и Андрея Рублёва, который становится не столь масштабен, как раньше. В образах появляются особая одухотворённость и острая выразительность, экспрессивность и обнажённость чувств. Отмеченные изменения в стиле в некоторой степени соответствовали новым чертам византийского и русского искусства первой трети XV в., а последние работы художников предвосхитили пути развития русского искусства. Наиболее достоверные работы Даниила: фрески северо-восточной лопатки жертвенника Успенского собора во Владимире (1408 г.), левая часть Деисуса иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры (около 1425 г.). С его именем без достаточных оснований связывают роспись алтарной преграды с изображением преподобных, пустынников и постников собора Рождества Богородицы Саввина Сторожевского монастыря в Звенигороде, первая треть XV (?) в. (Звенигородский историко-архитектурный и художественный музей); ряд икон из иконостаса Успенского собора во Владимире (так называемый Васильевский иконостас), до недавнего времени считавшегося совместной работой Даниила и Андрея Рублёва, созданной вместе со стенописью Успенского собора во Владимире (в действительности изготовлен в Москве в 1410 гг., вероятно, по заказу митрополита Фотия мастерами из его окружения); надвратную сень с изображением евхаристии из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, не ранее середины XV в.; икону «Архангел Михаил с деяниями ангелов» из местного ряда иконостаса Архангельского собора Московского Кремля, созданную, возможно, Феофаном Греком или его учеником, около 1399 г.; икону «Святой Иоанн Предтеча» работы мастера из ближайшего окружения (ученика?) Даниила и Андрея Рублёва (первая (?) половина XV в.); икону «Благовещение» из Троице-Сергиевой лавры, написанную греческим (?) мастером, работавшим в Москве в конце XIV – начала XV в.; икону «Преображение» из Переславля-Залесского работы московского художника (около 1403 г.); икону «Рождество Христово» из Звенигорода, созданную московским живописцем, не ранее второй четверти XV в. (возможно, новодел конца XIX – начала XX в.); икону «Богоматерь Одигитрия» из местного ряда иконостаса Успенского собора Кириллова Белозерского монастыря, написанную художником московской традиции (около 1497 г.); икону «Успение» из местного ряда иконостаса Успенского собора Кириллова Белозерского монастыря, написанную тем же художником, что и «Богоматерь Одигитрия»; миниатюру «Евангелист Иоанн» из Евангелия Успенского собора Московского Кремля, 1410 гг.; миниатюры Морозовского Евангелия, написанные греческими мастерами из окружения митрополита Фотия в дополнение к созданным около 1400 г. заставкам и инициалам (1414–1415 (?) гг.); рисунок покрова (знамение) с изображением Сергия Радонежского (около 1422 г.).