Formula concordiae (см. Конкордия) пытается примирить все направления, но достигает этого, старательно обходя пункты разногласия, которое исходит из определения Халкидонского собора, и выводит из единства личности Христа единение обеих природ. Богословы этого направления считают, что вся слава Божья вошла в человеческую природу Христа и открывается в ней и через неё, когда и как Ему угодно, а полное и постоянное обнаружение славы Божьей будет иметь место после отложения зрака раба. Отсюда communicatio idiomatum рассматривается ими вслед за М. Хемницем с трёх сторон: хотя не все действия единого лица Христа совершаются одной и той же природой, свойствами одной природы, однако их можно усвоять Ему как конкретному лицу нераздельно и безразлично, – Сын Божий умер по человечеству (У. Цвингли и реформаты выражались: умер по плоти), а Сын человеческий всемогущ по божеской природе (этот communication позднейшие богословы назвали genus idiomaticum). Затем, общение свойств во Христе необходимо для спасительного Его служения; спасение не могло быть соверешено ни одной божественной природой, ни одной человеческой (оно носит характер апотелесматический, как выражались впоследствии). Наконец, это общение сводится, собственно, к передаче Божеской природой своих преимуществ человеческой, т.к. Божество не терпит приложения или убыли. Таким образом, соединение обеих природ и их свойств Formula concordiae рассматривает вместе с М. Хемницем с точки зрения кооперации. Своё учение о лице Христа Formula concordiae обосновывает кроме Священного Писания на длинном ряде отеческих свидетельств, которым посвящено целое отдельное приложение – Catalogus testimoniorum. Но Formula concordiae не внесла согласия в среду лютеранских богословов, и спор разгорелся между тюбингенскими и гиссенскими богословами: первые настаивали на том, что Христос в состоянии уничижения как настоящий Царь управлял всем, хотя и скрытно, а вторые утверждали, что Он отказался от этого. Спор закончился примирением в Decisio Saxonia 1624 г., по которому Христос не проявлял принадлежащей Ему и по человечеству власти при Своём первосвященническом служении и вообще в состоянии уничижения отказался от своего божественного величия (тюбингенцы), но там и здесь (при чудесах) пользовался им и как человек (гиссенцы). Из отдельных лютеранских богословов этого времени исследователи отмечают воззрения Николаи, который в communicatio idiomatum различал три ступени: личное усвоение Сыном Божьим человеческих свойств, сообщение человечеству Божеских свойств и взаимодействие обеих природ. Им соответствуют три ступени субъективного общения христиан с Богом: духовное (spiritualis) принятие свойств и состояний верующих со стороны Бога, сообщение им божественных даров и благодати и Божье содействие нам. Он считал, что communicatio idiomatum во Христе не только образец для второго, но и причина. Дальнейшие лютеранские богословы (Герхард, Калов, Квенштедт, Голлац) занимают по данному вопросу середину между тюбингенской и гиссенской школами, но стоят ближе к последней, особенно в различении между владением и употреблением сообщённых Божеских свойств во время уничижения и прославления, причём, Калов и Голлац действительное вездеприсутствие человеческой природы Христа допускают уже с вочеловечения, а владычество – с прославления. Все эти богословы вносят в трактовку вопроса длинные схоластические подразделения и диалектику. От этого не свободны и богословы XVIII в.: Буддей, Вейсман, Пфафф, хотя у них уже заметно стремление к большей простоте; все они повторяют по данному вопросу богословов XVII в.