Важную роль в конструировании новоевропейской культурной парадигмы сыграло и переосмысление Бруно куртуазного лирического канона в свете философской традиции, наполнение его радикально новым (гносеологическим) содержанием: идущая от трубадуров идея семантического совпадения «небесной любви» к Донне с восхождением к божественному благу трансформируется у него в своего рода интеллектуальный героизм любви к мудрости, в рамках которого «философия предстает обнаженной перед … ясным разумением». Мудреца – искателя истины – Бруно сравнивает в этом отношении с Актеоном, преследующим богиню «в лесах» (т.е. непознанных сферах, «исследуемых самым незначительным числом людей») и «меж вод» (т.е. в зеркалах подобий, отражений и проявлений истины). Но если созерцание божественной наготы обращает Актеона в зверя, неся ему смерть, то для мудреца, созерцающего истину, Бруно видит радикально иную перспективу: пророчески предрекая себе «смерть, принесённую мыслями», он, тем не менее, видит в «героическом энтузиазме» познания путь к божественному подъёму: «…едва лишь мысль взлетает, // Из твари становлюсь я божеством // …// Меня любовь преображает в Бога». Возвышенный полёт любви обретает у Бруно характер философского взлёта духа, и любовь к мудрости наделяется ореолом интеллектуального эротизма. Его «героический энтузиазм» (как он сам обозначил собственное мировосприятие) по значению для истории свободного человеческого Духа не уступает интеллектуальным подвигам самых гениальных мыслителей всех времён. Бруно высказал также идею исторической эволюции религий, объясняя происхождение представлений древних о богах обожествлением выдающихся людей. В развитии религий он выделял три стадии: египетская – это культ природы, изображаемой в виде символов; иудейская – это «мешанина учений», извращенная египетская, принявшая символы за сверхъестественное; христианская, истребившая египетскую, – это «культ мертвых вещей, глупые обряды, испорченная нравственность и непрерывные войны». Бруно отдавал предпочтение египетской, интерпретируя её, как и «греческий культ естественных богов», в пантеистическом духе. Он возвещал «религию разума», свободную от обрядности, веры в потусторонний мир, в бессмертие души; выступал с критикой теологии и схоластики, учения о Троице и божественности Иисуса Христа, культа святых, веры в чудеса; иронизировал над аллегорическим толкованием Библии. Функции религии Бруно усматривал в принижении человеческого достоинства, в попирании «святой ослиностью» философии и науки, в «сдерживании» людей, ввергнутых в нищету и несчастья власть имущими; в инспирировании войн и раздоров. В духе Реформации он выступал за секуляризацию монастырских имуществ и земель, однако осуждал фанатизм реформаторов. Своим учением, бескомпромиссной позицией, бесстрашным поведением Бруно способствовал появлению позитивного интереса к человеку как личности, к пантеизму как философской системе. Лит.: Диалоги. M., 1949; О героическом энтузиазме. M., 1953, Киев, 1996; Изгнание торжествующего зверя. М., 1914, Самара, 1997; Карсавин Л.П. Джордано Бруно. Берлин, 1923; Штекли А. Джордано Бруно. М., 1964; Горфункель А.X. Джордано Бруно. М., 1965; Вчзгин В.П. Идея множественности миров. М., 1988; Йейтс Ф.А. Искусство памяти. СПб., 1997; Джордано Бруно и инквизиция, (Документы) // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1951.