Это отчасти объясняется большим знакомством со старославянским языком, но, главным образом, отсутствием тех умственных и религиозных запросов, которые волновали Русь Юго-Западную, и вообще низким уровнем просвещения. По свидетельству князя Курбского, сами учители народа, светские и духовные, прельщали юношей трудолюбивых, желавших «навыкнуть Священному Писанию»: «Не читайте книг многих, – говорили они, указывая на тех, – кто ума изступил: и он сица в книгах зашолся, и он сица в ересь впал». При всем том и в Московской Руси исследователи указывают на единичные попытки перевода Священного Писания на разговорный язык. В 1680 г. была издана в Москве «Псалтирь рифмотворная», принадлежащая перу знаменитого Симеона Полоцкого. Свой стихотворный перевод, предназначенный для домашнего чтения и пения «во славу Бога», он оправдывает, с одной стороны, тем, что и в подлинном тексте Псалмы написаны в стихах, с другой – потребностью времени, указывая на то, что в его время по всей Руси были в большом ходу стихотворные Псалтири польского происхождения. К изданию Полоцкого внизу страниц были приложены ноты. В 1683 г. переводчик посольского приказа Авраамий Фирсов перевел Псалтирь на народный язык, т.к., изъяснил он в предисловии, Псалтирь в древнем переводе нельзя правильно понимать «по множеству в ней речений разных языков». В своем переводе он местами удерживал прежний славянский текст, но чаще исправлял его по еврейскому тексту или, точнее, по переводам с него, между прочим, и по переводу Лютера. Перевод Фирсова возбудил споры и был запрещен патриархом Иоакимом. Важность и необходимость перевода Священного Писания на живой язык народа были вполне оценены великим преобразователем России. В обширный план Петра по распространению просвещения входило как издание славянской Библии и разного рода пособий к чтению Священного Писания, так и его перевод на разговорный русский язык. Со стремлениями Петра совпала и деятельность известного пастора Эрнста Глюка, из дома которого вышла вторая супруга Петра – Екатерина. Прибыв в 1673 г. в Мариенбург (в Лифляндии), Глюк ревностно стал заниматься латышским и русским языками (в Восточной Лифляндии около Мариенбурга жило много русских, особенно раскольников) и переводил на эти языки Библию с подлинных текстов. Известно, что в 1698 г. им уже был закончен русский перевод Библии, но в последовавшей затем войне со шведами этот перевод погиб при осаде и взятии Мариенбурга (в 1703 г.). Сам же Глюк с семейством был отправлен в Москву, где Петр, и раньше слышавший о его трудах, поручил ему основать гимназию и вновь перевести на русский язык Новый Завет, что тот и исполнил. Но уже в 1705 г. Глюк скончался, и судьба оставленных им переводов неизвестна. После Петра мысль о переводе Священного Писания на русский язык заглохла. Возродилась она лишь в начале XIX в., в эпоху Российского библейского общества. Тридцатилетие (1826–1856 гг.), последовавшее за закрытием Российского библейского общества, было временем реакции против увлечений и ошибок библейских деятелей. Реакция, говорит историк Библии в России Н.А. Астафьев, как и всегда, сама увлеклась за пределы благоразумия и впала в другую крайность: ратуя против злоупотребления Священным Писанием, она стала стеснять его распространение в народе. Перевод Священного Писания на русский язык был приостановлен; уже переведенные и отпечатанные первые восемь книг Библии не были пущены в продажу, а отдельные издания Пятикнижия Моисеева были сожжены. Была прекращена, по-видимому, продажа и Нового Завета на одном русском языке. Славяно-русский Новый Завет оставался еще в обращении, однако нового издания не выпускали, и книга постепенно стала редкостью. Русский язык представлялся необычным и недостаточно выразительным для Священного Писания. Славянскому тексту Библии готовы были придать непогрешимость и неподвижность католической Вульгаты.