Если же авторам приходилось говорить о конкретных политических явлениях, то они предпочитали называть их, не прибегая к политической терминологии своего времени, а в общей форме, предпочитая выражаться о них описательно, давать названия должностей в их греческом наименовании, прибегать к перифразам и т.п. Так, вместо «посадник» – «вельможа некий», «старейший», «властелин граду тому», вместо «князь» – «властитель той земли», «стратиг» и пр. Изгоняются собственные имена, если действующее лицо эпизодично: «человек един», мужъ некто», «некая жена», «негде в граде» и т.д. Прибавления «некий», «некая», «един» служат изъятию явления из окружающей бытовой обстановки, из конкретного исторического окружения. Абстрагирование поддерживается постоянными аналогиями из библейских книг, которыми сопровождается изложение событий жизни святого. Эти аналогии заставляют рассматривать жизнь святого под знаком вечности, видеть во всем только самое общее, всюду искать наставительный смысл. Для «высокого» стиля характерны трафаретные сочетания, привычный «этикет» выражений, повторяемость образов, сравнений, эпитетов, метафор и т.д. Этот стиль вносит в литературную тенденцию чрезвычайно сильную и характерную особенность: до экзальтации повышенную эмоциональность, экспрессию, сочетающуюся с абстрагированием, отвлеченность чувств, приложенную к отвлеченности богословской мысли. Авторы стремятся избежать законченных определений и характеристик, подыскивают слова и образы, не удовлетворяясь найденными, без конца подчеркивают те или иные понятия и явления, привлекают к ним внимание, создают впечатление невыразимой словами глубины и таинственности явления, примата духовного начала над материальным. Зыбкость материального и телесного при повторяемости и «извечности» всех духовных явлений – таков мировоззренческий принцип, ставший одновременно и стилистическим принципом. Он приводит к тому, что авторы широко прибегают и к таким приемам абстрагирования, которые с точки зрения нового времени могли бы, скорее, считаться недостатком, чем достоинством стиля: к нагромождениям однокоренных слов, тавтологическим сочетаниям и т.д. Например, «начинающему начинание», «запрещением запретить», «учить учением» и т.д. Некоторые из соединений однокоренных слов свойственны русскому языку вообще, однако в ряде случаев намеренность однокоренных сочетаний видна вполне ясно: «Насытите сытых до сытости, накормите, кръмящих вас, напитайте питающих вы». Эта игра слов в однокоренных сочетаниях должна была придать изложению значительность, ученость и «мудрость», заставить читателя искать «извечный», тайный и глубокий смысл за отдельными изречениями, сообщить им мистическую значительность. Перед нами как бы священнописание, текст для молитвенного чтения, словесно выраженная икона, изукрашенная стилистическими драгоценностями. Например: «Чадо Тимофее, внимай чтению и утешению», «один инок, един възеденный и уединяяся, един уединенный, един единого Бога на помощь призывая, един единому Богу молися и глаголя». Все эти приемы не способствуют ясности смысла, но придают стилю повышенную эмоциональность. Слово воздействует на читателя не столько своей логической стороной, сколько общим напряжением таинственной многозначительности, завораживающими созвучиями и ритмическими повторениями. Новый стиль ответил новому содержанию – в первую очередь, житийной литературе конца XIV – начала XV в. В ней все движется, все меняется, объято эмоциями, до предела обострено, полно экспрессии. Авторы как бы впервые заглянули во внутренний мир своих героев, и внутренний свет их эмоций как бы ослепил их. Они не различают полутонов, не способны улавливать соотношение переживаний. До крайней степени экспрессии доводятся не только психологические состояния, но и поступки, действия, события, окруженные эмоциональной атмосферой. Все чувства обладают неимоверной силой.