21 января декрет был опубликован в газетах «Правда» и «Известия ВЦИК и Петроградского Совета», а 23 января – в официальном органе СНК «Газета Рабочего и Крестьянского правительства». Сообщая о принятии закона в радиограмме от 22 января 1918 г., В.И. Ленин назвал его декретом о полном отделении церкви от государства и о конфискации всех церковных имуществ, поскольку, видимо, придавал особое значение именно лишению церкви собственности. Однако в вышедшем 26 января 18-м номере «Собрания узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства» название закона было изменено на декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Никаких официальных решений о переименовании декрета исследователи не обнаружили (считается, что название было изменено редакцией «Собрания узаконений...»). Также при публикации в этом издании была указана не дата принятия правового акта СНК 20 января, а дата его повторной публикации в «Газете Рабочего и Крестьянского правительства». В дальнейшем закон, определивший на десятилетия место церкви в Советском государстве, получил известность именно как декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 23 января 1918 г. Исследователи полагают, что изменение названия декрета не было случайной ошибкой составителей «Собрания узаконений...». Несмотря на первоначальное название, в законе ничего не говорилось о правах и обязанностях религиозных объединений, декрет даже не давал определения тому, что подразумевается под церковным или религиозным обществом. Ввиду этого в первые месяцы после принятия закона среди старообрядцев и представителей неправославных конфессий было широко распространено мнение, что советский декрет затрагивает только прежде господствовавшую православную церковь, а остальные религиозные объединения не нуждаются в отделении от государства. Затруднения с объяснением положений только что утверждённого закона были даже у лиц, участвовавших в его принятии. Так, управляющий делами СНК В.Д. Бонч-Бруевич при встрече с делегацией старообрядцев заявил, что, согласно декрету, «конфискации подлежат только имущества, жалованные в прежнее время церкви государственной властью, например, земли, а равно предметы, бывшие раньше собственностью государства или других религиозных общин; всё же, что приобретено на средства церковных общин, например, приходские дома, а также подаренные, пожертвованные и завещанные частными лицами, не подлежит переходу в народное достояние». Такая норма соответствовала французскому закону 1905 г., но не советскому декрету. Впрочем, исследователи полагают, что В.Д. Бонч-Бруевич сознательно дезинформировал своих собеседников. Фактически декрет представлял собой только декларацию общих принципов будущей религиозной политики. Этот недостаток закона был сразу подмечен его критиками из числа политических оппонентов большевиков. В кадетской газете «Наш век» (бывшая «Речь») декрет оценили как упрощённый, чисто декларативный и не поддающийся юридической оценке. Праволиберальные «Русские ведомости» назвали закон иллюстрацией грубого и неумелого законотворчества.