По мнению французского философа XX в. Бертрана де Жувенеля дез Юрсена (1903–1987 гг.), концепция общества Гегеля отражала исторические сдвиги его времени. Противопоставив свою доктрину концепции Руссо, «гражданским обществом» Гегель называл представление об обществе, существовавшее до Великой французской революции, в котором главным были индивидуумы, а самым ценным – их цели и частные интересы. «Государство» же у Гегеля, по де Жувенелю, в его новой концепции является институтом, обязанным обеспечить защиту этих индивидуумов от внешней опасности и друг от друга, при этом сам личный интерес требует порядка и власти, которая бы этот порядок гарантировала. Независимо от объёма наделяемых полномочий, порядок и власть являются морально подчинёнными, поскольку установлены лишь для содействия выполнению индивидуумами своих личных целей, а индивидуум осознаёт своё предназначение как члена общества через участие в коллективной жизни и принимает, наконец, общество как цель. В то же время, по де Жувенелю, Гегель, проясняя, как он считал, достаточно туманное понятие Руссо об общей воле, вводит различие между волею всех и общей волей и определяет общую волю как ведущую к цели. Это приводит к выводу, что общая воля присуща лишь сознательным членам общества и, по мнению де Жувенеля, даёт им возможность действовать авторитарными методами. Де Жувенель считает, что Гегель не хотел создавать авторитарную теорию, но его политическими идеями воспользовались именно в этом ключе. Как показывает современный философ Константин Васильевич Деревянко (род. в 1956 г.), часто критика Гегеля исходит от авторов, в действительности не взявших на себя труд («не нашедших времени») прочитать и осмыслить его произведения. Остаётся неразработанной, несмотря на ряд исследований, специально посвящённых данной проблематике, тема «Гегель в России». Одно из самых ранних упоминаний имени Гегеля в русской литературе принадлежит философу Александру Ивановичу Галичу (1783–1848 гг.), который в обширной библиографии к «Истории философских систем по иностранным руководствам» приводил работу Гегеля «Наука логики». Особым вниманием философия Шеллинга, а затем и Гегеля пользовалась среди славянофилов и западников; для многих из них она стала обязательным элементом их философского образования. Русский религиозный философ Иван Васильевич Киреевский (1806–1856 гг.) в феврале 1830 г. слушал лекции Гегеля в Берлинском университете и остался крайне недоволен формой их изложения. Последующая личная встреча и беседа в доме Гегеля изменила к лучшему его мнение о нём (письмо к А. Елагиной от 14/26 мая). Основной недостаток гегелевской философии Киреевский видел в признании ею человеческого разума в качестве единственного авторитета, к которому якобы может быть сведено «всё бытие мира» («О необходимости и возможности новых начал...»). Философ-славянофил Юрий Фёдорович Самарин (1819–1876 гг.) в 1840 гг., в период его восторженного отношения к Гегелю, утверждал, что «судьба православия тесно связана с судьбой философии Гегеля, и вопрос о нашей церкви зависит от вопроса об этой философии». Для самого Самарина ошибочность этого утверждения стала очевидной в процессе его последующего обстоятельного знакомства с гегелевской философией. Поэт, богослов и философ Алексей Степанович Хомяков (1804–1860 гг.) не разделял всеобщего увлечения философией Гегеля, он высоко ценил «Феноменологию духа», но отвергал «Логику» и «Философию истории», считая их искусственными построениями мысли, оторванной от действительности.