Каторжный опыт («был похоронен живой и закрыт в гробу»; «между разбойниками... отличил наконец людей..., есть характеры глубокие, сильные, прекрасные») способствовал религиозному самоуглублению Ф.М. Достоевского и его более последовательному приобщению к церковной жизни. «Неделя говенья мне очень понравилась, – писал Ф.М. Достоевский – Говевшие освобождались от работ. Мы ходили в церковь, которая была неподалёку от острога, раза по два и по три в день… Причащались мы за ранней обедней. Когда священник с чашей в руках читал слова: “...но яко разбойника мя прийми”, – почти все повалились в землю, звуча кандалами, кажется, приняв эти слова буквально на свой счёт». Большое впечатление производила на Ф.М. Достоевского подача арестантам милостыни. Первый раз он получил подаяние от десятилетней девочки, догнавшей его на дороге и сказавшей: «На, “несчастный”, возьми Христа ради копеечку!» Этот эпизод отражён в романе «Преступление и наказание». Внимание Ф.М. Достоевского к христианскому милосердию русского народа проявилось в «Бедных людях», где Макар Девушкин говорит о родном звучании слов “Христа ради”. После отбывания каторги, в ожидании отправки в Семипалатинск для службы рядовым, Ф.М. Достоевский в письме к Н.Д. Фонвизиной, подарившей ему Евангелие, в феврале 1854 г. раскрывал свои сокровенные религиозные переживания: «...Я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже... до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором всё для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Он просил брата Михаила прислать ему среди прочих книг «отцов Церкви и историю Церкви». После долгих хлопот сибирских и санкт-петербургских знакомых Ф.М. Достоевскому был пожалован офицерский чин, возвращено потомственное дворянство и право печататься, однако полицейский надзор за ним сохранялся до 1875 г. В 1857 г. Ф.М. Достоевский женился на Марии Дмитриевне Исаевой. Значение испытаний, пережитых в Сибири, он видел в «непосредственном соприкосновении с народом, братском соединении с ним в общем несчастии», в укреплении веры, которая «была сильна, несокрушима», в глубоком искреннем покаянии и надежде, не оставлявшей его «во все времена». В письмах Ф.М. Достоевского сибирского периода часто встречаются выражения «всё от Бога и у Бога», «всё в руках Божиих, а я, надеясь на Бога, не задремлю и сам» и т.п. Перерождение своих убеждений на каторге он характеризовал как «возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». Возвращение из ссылки в 1859 г. воспринимал провиденциально.