Исследователи полагают, что было бы неверно искать идейную основу его барокко в Контрреформации: Реформация или Контрреформация – такой дилеммы, в конечном счёте, для Вондела не существовало. Его неодолимое влечение к универсализму не позволяло Вонделу, с одной стороны, отрекаться от своего прошлого, а с другой – ставило выше всякого законченного вероучения, будь то анабаптизм, кальвинизм или католичество. Исследователи считают, что католицизм был у него (как веком раньше у Эразма Роттердамского) сосудом для своеобразного «библейского» гуманизма, приобретшего черты «трагического», обогащённого элементами пансофии: Вондел состоял членом общества пансофов (т.е. стремящихся к универсальному знанию) в Гамбурге, и мистицизма XVII в., но также верного идеям пацифизма, экуменизма (перед лицом турецкой опасности), культу нравственного человека. Идея Эразма синтеза земного и небесного в человеке по-своему развивается, вернее, снимается в барочных произведениях Вондела-драматурга, поскольку в XVII в., в усложнившемся мире, где зависимость индивида от природного и общественного бытия обнаружилось резче, а буржуазная реальность развеяла социальные прожекты гуманистов, этот синтез становился бесконечно далёкой, недостижимой целью, путь к нему – Голгофой, самоусовершенствование – самоотречением. Не случайно герои Вондела представляются некоторым его исследователям префигурантами Христа (например, Иосиф и Давид). Человек Вондела, протагонист его трагедий, нередко бывает украшен терновым венком стоицизма. Благородство, величие и стойкость духа противопоставляет Мария Стюарт, героиня одноимённой трагедии (1646 г.), пуританской жестокости и насилию Елизаветы. Несмотря на некоторые абстрактные, типичные для религиозно-философской драмы того времени черты христианской мученицы, образ Марии привлекает исследователей чисто человеческим обаянием, нравственной  чистотой, достоинством, с которым героиня переносит болезнь и душевные муки. Симпатии автора обусловили идеализацию исторического прототипа. «Мария Стюарт, или Замученная монархиня» – это одна из первых переработок ставшего впоследствии знаменитым сюжета. С большой силой нарисована сцена суда над Марией – совсем в духе своего времени, времени торжества казуистики на церковной, судейской и университетской кафедрах (это произведение вызвало новый конфликт драматурга с властями). В трагедии «Люцифер» (1654 г.) дано идейно-художественное обобщение важнейших конфликтов эпохи; в протесте мятежной толпы слышен голос героического народа Голландии. Здесь по-новому автор ставит вопрос о борьбе с общественным злом. Титанический дух борьбы, присущий пьесе, сильнее идей религиозного смирения, проповедуемых Вонделом, в 1641 г. перешедшим в католичество. Не терпением и прекраснодушием, а бунтом отвечают гордые ангелы на несправедливость небесного владыки и, побеждённые, всё же не покоряются. Исследователи считают, что совершенно недостаточно полагать, будто мятеж люциферистов – всего лишь аллегорическое изображение войны Голландии за независимость, что Бог – это испанский король, Адам – кардинал Гранвелла (1517–1586 гг.), а Божий наместник Люцифер – статхаудер Вильгельм Оранский (1533–1584 гг.). Произведения Вондела полны политических аллюзий, но ими не исчерпываются. Образ Люцифера вобрал в себя некоторые типические черты буржуазного политика: своекорыстие, демагогию и умение сыграть на чувствах масс, склонность к колебаниям и компромиссу с более сильными, мстительность. Исследователи подчёркивают, что в более широком плане этот образ может рассматриваться как преломление угаданных автором свойств буржуазного индивидуализма, этой развитой до абсурда ренессансной свободы самопроявления личности. Люцифер отваживается на мятеж не ради общего блага, а повинуясь неукротимой жажде власти. Определяющую роль в развитии восстания играют мятежные ангелы – люциферсты. В трагедии ясно ощутима граница, разделяющая их и Люцифера, что позволяет исследователям говорить о многогранности конфликта пьесы. Вондел с большой симпатией относится к люциферстам, которые страдают от небесного произвола и готовы постоять за свои права, но пассивно и доверчиво прислушиваются к речам Люцифера и его приспешников – Вельзевула и других «крамольных стратегов», софистов и демагогов по натуре, столь ненавистных автору. В ропоте люциферистов слышно глубокое недовольство угнетённых масс, которое на жизненном веку Вондела не раз извергалось лавой городских и сельских восстаний. Это почувствовали регенты, добившиеся исключения пьесы из репертуара «Схаубрюха» после второго спектакля.