Новгородский архиепископ приходил в храм в белом клобуке, представлявшем собой вязанную из шелка шапочку с тремя воскрылиями (рясами), унизанными жемчугом. Этот клобук был прислан цареградским патриархом Филофеем архиепископу Василию Калеке. Во время служения архиепископ надевал митру, которая отличалась от нынешней прямой формой, без выемок, и горностаевой опушкой (в ризнице Софийского собора можно было видеть эти принадлежности патриаршего сана). В Москве торжественное богослужение в пасхальную ночь совершалось в Успенском соборе, в присутствии царя, придававшего своим величием внушительность и торжественность церковным обрядам, в целом сходных с настоящими. У дверей собора были приставлены стрелецкие подполковники, которые были обязаны следить за тем, чтобы в собор проникали только те, кто был одет в золотые кафтаны. После хвалитных стихир государь прикладывался к образам, подносимым ему духовенством, и творил целование в уста со старшими, а младших жаловал к руке и оделял красными или золочеными яйцами, либо куриными и гусиными, либо деревянными, точеными, расписанными по золоту яркими красками с изображением цветов, птиц и зверей. Затем к целованию царской руки подходили бояре по чинам, сначала старшие. После утрени государь шел в Архангельский собор «христосоваться с родителями», т.е. поклониться их праху. В придворном Благовещенском соборе он христосовался «в уста» со своим духовником и также жаловал его и прочих яйцами. Равным образом он делал то же и у себя наверху, т.е. во дворце, христосовался с боярами, оставшимися «для бережения» царской семьи во время государева выхода в соборы. В Золотой палате духовные власти славили Христа особо, после чего царь шествовал поздравлять царицу с детьми. С ними обычно он слушал обедню в одной из дворцовых церквей, а к поздней обедне выходил в Успенский собор во всех регалиях. После этой обедни всех придворных, не исключая всякого рода мастеров, царь осчастливливал своим высоким вниманием, допуская их к руке. В первый же день Пасхи он отправлялся по тюрьмам и, показывая собой лучший пример христианского смирения и милосердия, говорил заключенным: «Христос воскрес и для вас», – и одарял каждого либо новой шубкой, либо рубашкой и т.п., а также присылал яства для разговенья. Более смирным и менее виновным преступникам давали по три чарки, а остальным по две, а также по две или по одной кружке меду. А в Золотой палате царицы в это время кормили нищую братию. Московский патриарх, следуя священным обычаям старины, устраивал обильный яствами пасхальный стол для духовенства, сослужащего ему, подобно тому, как новгородский архиепископ – всему освященному Софийскому собору. Особенным уважением пользовалось в народе «пасхальное яйцо», полученное первым: оно якобы обладало способностью открывать нечистую силу, никогда не портиться до следующего года. В конце Страстной недели хозяйки пекли куличи в обстановке строжайшего поста и молитв – нельзя было попробовать даже крупицу скоромного теста. В полночь на Крестный ход ходили, как правило, все. Никто не мог остаться без церковной службы в пасхальную ночь. Иногда семья была вынуждена разделиться: одни шли на «полунощницу», другие – на рассвете. Стихиру «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех» и тропарь «Христос воскресе из мертвых» пели в церкви все прихожане, а не одни только певчие.