Кроме того, они отмечают, что именно в это время произошло знакомство и началось сближение И.И. Машкова с Михаилом Фёдоровичем Ларионовым (1881–1964 гг.), Аристархом Васильевичем Лентуловым (1882–1943 гг.), Александром Васильевичем Куприным (1880–1960 гг.), Василием Васильевичем Рождественским (1884–1963 гг.), Робертом Рафаиловичем Фальком (1886–1958 гг.) и другими молодыми художниками левого направления. Конец 1900 гг. – время, когда И.И. Машков начинал активную выставочную деятельность. В 1909 г. он принял участие в выставке «Нового общества художников» (НОЖ) в Петербурге, стал экспонентом «Золотого руна», участвовал в Салоне Издебского, проходившем в конце 1909  – первой половине 1910 гг. Выставки «Золотого руна», на которых работы И.И. Машкова соседствовали с полотнами новейших левых художников (как русских, так и французских), принесли ему известность в художественных кругах Москвы. Его холсты были встречены таким градом насмешек публики и критики, что поэт и художник Давид Давидович Бурлюк (1882–1967 гг.), сам большой любитель скандального успеха, был вынужден признать, что наибольшей славы, «в смысле ругани», добился Машков. Настоящий успех пришёл к нему на выставке Салона Издебского, проходившей в Одессе, Киеве, Петербурге и Риге. На ней выставлялось свыше десяти работ И.И. Машкова (в Петербурге их было 17). Критик Сергей Константинович Маковский (1877–1962 гг.) в статье, посвящённой этой выставке, отмечал: «…Москвич Илья Машков… бесспорно самый сильный и убеждённый из наших «революционеров», а если уступает Матиссу и Ван Гогу в чёткости красочного рисунка и в умении «гармонировать» диссонансы, … то самим цветом может соперничать с любым лауреатом крайнего модернизма. Как русский, как «московский варвар», он ещё склонен утрировать, но в этом варварстве есть какая-то убедительная острота». В 1910 г. И.И Машков выставил две работы на «Осеннем салоне» в Париже, и одна из них была приобретена в знаменитое собрание Ивана Абрамовича Морозова (1871–1921 гг.) – картина «Фрукты на блюде (Синие сливы)». И композиция, и её колорит заставляют вспомнить выразительную красочность расписных подносов и лубочных картинок. На первый план выходит живописная фактура, красота собственно живописи: не реальный цвет натуры, зависящий от источника освещения или времени суток, но цвет открытой краски, лежащей на холсте. Именно в мастерской И.И. Машкова в Харитоньевском переулке летом 1910 г. произошла историческая встреча, результатом которой стало создание объединения художников со странным названием «Бубновый валет». А.В. Лентулов, уже выставлявшийся вместе с И.И. Машковым в нескольких выставках, пришёл к нему, чтобы познакомиться с П.П. Кончаловским, который только что вернулся из Испании, и обсудить возможность объединения молодых художников. Вся осень 1910 г. проходила в лихорадочной подготовке этой выставки. И.И. Машков вспоминал: «Нам хотелось своей живописностью разгромить весь мёртвонаписанный мир, … нам тогда важно было, чтобы наш живописный язык звучал как орган, оркестр, трубный хор голосов здоровых людей». А.А. Лентулов с М.Ф. Ларионовым долго и мучительно придумывали название выставки и, наконец, решили назвать её «Бубновый валет», «что не символизирует ничего, но скорее вызвано лишь теми соображениями, что слишком много в то время и изощрённо придумывали разные претенциозные названия: «Венок-Стефанос», «Голубая роза», «Золотое руно» и прочие. Поэтому как протест мы решили, чем хуже – тем лучше, да и на самом деле, что может быть нелепее «Бубнового валета»?»