Иоанн Дамаскин представляет обобщённый образец аргументов этого типа: «Бог совершенен и не имеет недостатков и по благости, и по премудрости, и по силе, безначален, бесконечен, присносущ, неограничен и, словом сказать, совершенен по всему. Итак, если допустим многих богов, то необходимо будет признать различие между этими многими. Ибо если между ними нет никакого различия, то уже один Бог, а не многие; если же между ними есть различие, то где совершенство? Если будет недоставать совершенства или по благости, или по силе, или по премудрости, или по времени, или по месту, то уже не будет и Бог. Тождество же во всем указывает скорее единого Бога, а не многих. Сверх того, если бы много было богов, то как бы сохранилась их безграничность? Ибо где был бы один, там не был бы другой. Каким же образом многими управлялся бы мир, и не разрушился, и не расстроился бы, когда между управляющими произошла бы война? Потому что различие вводит противоборство. Если же кто скажет, что каждый из них управляет своей частью, то что же ввело такой порядок и сделало между ними раздел? Этот-то, собственно, и был бы Бог. Итак, един есть Бог, совершенный, неописуемый, Творец всего, Вседержитель и Правитель, превыше прежде всякого совершенства». Помимо количественного значения слова «единый» в христианском вероучении утверждается также единство Бога как свойство Его природы. Бог – абсолютно простое Существо, Которое не имеет сложности ни в какой степени, т.е. невозможно сказать, что Бог состоит из чего-либо. Первые слова древнего Антиохийского символа веры гласят: «Credo... in unum et solum verum Deum» («Верую... во единого и единственного, истинного Бога»). Употреблением синонимов «unus» и «solus» в Символе веры подчёркивается внешнее и внутреннее единство Бога. Особенностью христианского монотеизма является исповедание наряду с единством Бога Его троичности. Бог един по существу, но троичен в Лицах: Отец, Сын и Святой Дух. Откровение о едином Боге Троице для человеческого рассудка представляется апорией. Тайна Пресвятой Троицы отчасти может быть постигнута в опыте духовной жизни, и в этом опытном познании, засвидетельствованном святыми отцами церкви, единство не противоречит троичности. «Не успею помыслить об Едином, как озаряюсь Тремя. Не успел разделить Трёх, как возношусь к Единому, – говорит Григорий Богослов. – Когда представляется мне Единое из Трёх, почитаю сие целым. Оно наполняет моё зрение, а большее убегает от взора. Не могу объять Его величия, чтобы к оставшемуся придать большее. Когда совокупляю в умосозерцании Трёх, вижу Единое светило, не умея разделить или измерить соединенного света». Новозаветное благовестие об Иисусе из Назарета как о Сыне Божьем оказалось серьёзным вызовом для монотеизма Ветхого Завета; именно это благовестие явилось достаточным основанием для вынесения синедрионом приговора к распятию Христа: «Опять первосвященник спросил Его и сказал Ему: Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник, разодрав одежды свои, сказал: на что ещё нам свидетелей? Вы слышали богохульство; как вам кажется? Они же все признали Его повинным смерти» (Мк. 14:61–64).