Подобные «факты» постоянно использовались в римской риторике и политической пропаганде, когда неудачливого императора, свергнутого или умершего, объявляли тираном. Писателям эпохи Константина так и не удалось создать целостного отрицательного образа Максенция, что может служить, как полагают исследователи, косвенным доказательством отсутствия каких-либо по-настоящему преступных деяний. Едва ли управление Максенция, использование им репрессивной машины государства чем-то отличались от деяний его современников, занимавших императорский престол. Большинство приписанных Максенцию преступлений политически и религиозно не мотивированы, и не производят впечатления достоверных. Многие историки позднеантичной эпохи в целом повторяли эти сведения, упоминая о Максенции исключительно как о тиране. Так, Евтропий, несмотря на беспристрастность и краткость, писал о том, что Максенций «свирепствовал» в Риме. Сократ Схоластик (V в.) вслед за Евсевием представил Максенция тираном, упомянул о его жестокости, о том, что он похищал благородных женщин, убивал граждан без суда, погиб от карающей руки Константина. Неожиданно нейтральное отношение к Максенцию исследователи нашли у Орозия (начало V в.), который склонен был называть тиранами и гонителями христиан Максимиана Геркулия, Максимина Дайю и, в первую очередь, Диоклетиана и Галерия, но Максенция ни в чём не обвинил. Несколько иной взгляд на историю Максенция представил Зосим (начало VI в.). Он был склонен негативно относиться к Константину и его прохристианской политике, но при этом, как полагают исследователи, под влиянием уже сложившейся христианской историографии, критически воспринимал и Максенция. Так, он признавал, что после жестокого подавления мятежа Домиция Александра многие римляне были недовольны действиями Максенция, стремились избавиться от его тирании и радовались его гибели. Зосим также подчёркивает самоуверенность Максенция, который, по его мнению, приказал разрушить мост через Тибр после прохождения по нему его войска перед началом последней битвы, чем и обрёк себя и своих воинов на гибель. Впрочем, в Средние века как византийские, так и западноевропейские авторы всё меньше внимания уделяли личности Максенция, о котором, как казалось, было всё известно. Максенций упоминался в исторических и политико-идеологических сочинениях, но лишь как второстепенное действующее лицо, злой нечестивец, побеждённый Константином. Поскольку Константин был олицетворением идеи торжества церкви над язычеством, то Максенций воспринимался как символ язычества, и вся политика прежних императоров-гонителей по умолчанию ассоциировалась с ним. Нюансы религиозных взглядов и политических идей Максенция, не столь радикально отличные от Константиновых, были забыты. В такой же роли он фигурирует и во всех вариантах Житий Константина I Великого, созданных в Византии. Максенций также неизменно изображён во многих живописных циклах, посвящённых Константину как в Средние века (церковь Санти-Куатро Коронати в Риме, XIII в.), так и в эпоху Ренессанса (Станцы Рафаэля в Ватиканском дворце, XVI в.).