Подобного рода противопоставления проходят лейтмотивом через многие сочинения Иустина. Так, в книге «Философские пропасти» Иустин раскрывает два пути человеческой мысли к обретению истины, проложенные, с одной стороны, гуманистической философией, а с другой – православной философией Богочеловека, на примере Римско-католической и православной церкви, философии Мориса Метерлинка и Ф.М. Достоевского, идеологии западного человека и русских и сербских святых. Гуманистическая культура, согласно Иустину, притупляет в человеке ощущение бессмертия; «человек европейской культуры решительно утверждает: я человек и только человек». Идея гуманистического прогресса неизбежно сталкивается с необходимостью признания смертности человеческого бытия. Отсюда проистекает метафизический и нравственный релятивизм, имеющий следствием анархизм и нигилизм. Антитезой гуманистическому прогрессу служит, по словам Иустина, «богочеловеческий прогресс», т.е. движение человека по пути божественного совершенства – от человека к Богочеловеку, от смерти к бессмертию посредством евангельских подвигов, с помощью которых «преодолевается смерть и делаются бессмертными душа, мысли, ощущения». Преодолевая в себе грех, человек тем самым преодолевает смерть и смертность в своём сознании и ощущении, поскольку соединяет своё сознание и ощущение с Богочеловеком и становится бессмертным уже в этом мире: «Его ум уже мыслит мысль Христову, мысль бессмертную и вечную, а его ощущение уже ощущает в себе жизнь Христову, жизнь бессмертную и вечную». На этом пути человек проходит три этапа христианской эволюции: рождение во Христе, преображение во Христе, воскресение во Христе. Конечная цель – воскресение со Христом. Таким образом, «трагический принцип гуманистического прогресса: смерть есть необходимость – заменяется радостным принципом прогресса богочеловеческого: бессмертие есть необходимость». В провозглашении католического догмата о папской непогрешимости Иустин видит окончательное превращение западного христианства в гуманизм. Стремление заменить Богочеловека «непогрешимым» человеком Иустин усматривает в разнообразных проявлениях «человеческого, слишком человеческого» (по словам Фридриха Ницше) в истории католической церкви: аристотелевский примат в схоластике, казуистика и инквизиция в этике, папская дипломатия в международных отношениях, клерикальные партии в политике, папское государство, прощение грехов путём декретов и по радио, иезуитство в различных формах. По сути, отмечает Иустин, «гуманистическое христианство есть самый решительный протест против Богочеловека, Его аксиологии и критериологии... В широкой исторической перспективе западный догмат о непогрешимости человека не что иное, как попытка оживить и обессмертить умиравший европейский гуманизм... После рационалистической просвещенности 18-го века и близорукого позитивизма века 19-го гуманизму не оставалось ничего другого, как распасться в своих противоречиях и в своей немощи. Но в трагический момент религиозный гуманизм пришёл к нему на помощь и своим догматом о непогрешимости человека спас европейский гуманизм от очевидной смерти».