В центре стихотворения «Ворота рая» – образ райских врат с апостолом Петром «в дырявом рубище», мимо которых равнодушно проходят «рыцари и латники», чающие пышного входа в Царствие Небесное. Другой характерный пример – завершающее сборник «Жемчуга» стихотворение «Сон Адама»: представшая во сне драматичная история человечества после грехопадения исчезает при пробуждении в Эдеме. Одновременно в произведении присутствует неясность: привиделось ли всё Адаму в пророческом сне или произошло на самом деле, в последнем случае это является свободной вариацией на тему гностико-каббалистической мифологемы Адама Кадмона. В России ощущение Н.С. Гумилёвым высоты своего призвания как художника трансформировалось в последовательно утверждаемое в качестве главной задачи поэзии возвращение ей древнего сакрального статуса, при котором поэты возьмут на себя роль жрецов. При этом хотя Н.С. Гумилёв и считал, что «поэты и прочие артисты должны в будущем делать жизнь, участвовать в правительствах», в целом он не рассматривал энергию слова как социальный инструмент. Поэзию отождествлял с религией, в духе немецких романтиков воспринимая поэзию как область «келейного» совершенствования. Позже в статье «Читатель» (вошла в сборник «Тень от пальмы», опубликован: Петроград, 1922 г.) он писал: «Поэзия и религия – две стороны одной и той же монеты. И то и другое требует от человека духовной работы. Но не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим». В начале 1910 гг. у него созрела потребность отмежеваться от «теургического символизма» и освободить из-под его влияния молодую русскую поэзию, взяв на себя роль её лидера. Само название литературного объединения «Цех поэтов», созданного при его участии, полемично по отношению к символизму: символистской мистике отношения к искусству как тайнозрительству, прозрению «миров иных» противопоставлялось его восприятие как ремесла, освоение техники которого может осуществляться по «цеховому» принципу. Н.С. Гумилёв представлял себя мастером, под его началом «каменщики-цеховики» созидают храм поэзии. В № 1 «Аполлона» за 1913 г. в качестве одного из двух манифестов нового направления была опубликована статья Н.С. Гумилёва «Наследие символизма и акмеизм». Требуя в поэзии «большего равновесия сил», отвергая иррациональность и не всегда разборчивую устремлённость символистов к метафизике, он, по сути, выступал с апологией чувства меры и благоговейной осторожности по отношению к горним материям. Поэт предложил новый тип претворения в слово этих, прежде всего религиозных, феноменов: «Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нём более или менее вероятными догадками – вот принцип акмеизма. Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться».