Поворот Казимира IV в церковной политике к отожествлению её с польской  вызвал великую радость в Риме. И папа Пий II (1458–1464 гг.) в своём письме к Казимиру IV величает его «наимилейшим ο Христе сыном». Теперь, когда почва для проведения унии в Литве подготовилась, Рим, по сговору с королём, направляет сюда поставленного с титулом «Киевского и всея Руси» Григория. Казимир IV, в противоречии с прежней линией своего поведения, отдаёт теперь Григорию все девять православных епархий (плюс десятую Киевскую митрополию). Β пределах Литвы это были Полоцкая, Смоленская, Черниговская, Луцкая, Туровская, Владимирская. Β пределах Польши – Галицкая, Перемышльская, Холмская. Казимир IV посылает и к Московскому князю Василию Васильевичу известие ο водворении Григория, приглашая к признанию его со стороны Москвы (очевидно, не в каноническом, а только в светском дипломатическом смысле). Несмотря на отказ великого князя Василия Васильевича, и его сыну, и преемнику, Ивану III, Казимир IV неоднократно и безрезультатно делает то же предложение. Исследователи задаются вопросом: как пережил эту религиозно-чувствительную перемену православный епископат в Литве? Сначала русские епископы известили Иону ο прибытии Григория, характеризовали подлинность представленных им документов ο его хиротонии и назначении на Русь, но сами утверждали свою верность православию. Иона, в свою очередь, хвалил своих собратий за твёрдость в вере и призывал их не покоряться униату. Но массовый героизм вообще не свойственен никаким коллективам, за исключением лишь редких моментов психологического вскипания. Давление закона и власти, фактическое богослужение Григория и объезды церквей и епархий (причём везде демонстративно поминалось и имя вселенского архиерея, т.е. папы Римского), создало атмосферу и мучительную, и в то же время компромиссную. Иона по этому поводу пишет второе письмо к собратьям епископам и указывает в нём личный выход из этого испытания совести: «А если кому из вас, сыны мои, будет от кого-либо истома за то и нужда, тот по своему к нам исповеданию, не принимая пришедшего от Римской церкви и не приобщаясь к нему, ехал бы ко мне. A который не поедет, забыв к нам своё исповедание пред Богом и обещание в своё ставленье» (а все епископы в эту пору были действительно ставленниками Московской митрополии) «и пожелает вступить в общение с отступником Григорием, тот сам на себя положит великую и неизмолимую пред Богом тяжесть церковную». Всё это, конечно, по совести так и осознавалось епископами, попавшими в это трагическое положение, но героизм мирному обывателю не свойственен. Отозвался на призыв Ионы только один Брянский и Черниговский епископ Евфимий, который писал Ионе, что Григорий «воздвиг бурю и развращение на церковь Божию, что великая от него налога православному христианству». Сам Евфимий «стоял за свв. Божии церкви и за православную св. Христову веру», просил ходатайствовать перед великим князем Московским, чтобы «успокоил его в своей державе от такового злого гонения». Митрополит Иона отписал Евфимию, что великий князь готов пожаловать его, успокоить в своей державе и «издоволить всем» и чтобы он поспешил «в дом Пречистыя Богородицы и чудотворца св. Петра митрополита».