B конце 1464 г. Евфимий действительно «прибеже на Москву, покиня свою епископию» (он вскоре был назначен на освободившуюся Суздальскую епархию). Остальные епископы (как это повторяется всегда и везде в подобных случаях), может быть не без воздыханий, остались на своих местах. Это облегчило положение приходского духовенства, до известной степени сдержало от волнений и мирян. Но, как показал опыт, под официальным пеплом унии таился широко разлитый православный огонь. Десять лет спустя после этого сам Казимир IV в рапорте к папе Римскому не скрывает, что в его Литве и союзной Польше живёт «великое множество еретиков и схизматиков и число их со дня на день возрастает». Что подразумевает в этой печальной фразе Казимир? Пишется это письмо в минуту катастрофической самоликвидации проведённой через Григория Болгарина унии, которая кое-как продержалась около десяти лет и растаяла совершенно. Β 1469 г. Григорий вернулся в православие к полному удовлетворению и успокоению своей митрополии. Вот ο чём воздыхает Казимир IV, вот что значит «возрастание числа православных и появление великого множества еретиков и схизматиков». Литовская Русь опять стала монопольно православной. Такова была cкрытая воля народа (opignоn publiquе). Народ унию саботировал. И разговоры ο ней, ο падении Царьграда, как Божьем наказании за унию, и ο неприятии унии простым византийским народом – всё это укрепляло сопротивление унии в православной народной массе. Оно очень симптоматично засвидетельствовано в данные критические десятилетия стихийным соборным творчеством православной народной массы в Юго-Западной Руси в форме знаменитых западнорусских братств. Β год падения Константинополя (1453 г.) во Львове прихожане всех восьми русских приходских церквей образовали общее православное русское братство с центром при Успенской церкви. Под 1463 г. известно, что в том же Львове существует ещё русское городское братство. Львовский зажиточный русский человек Стефан Дрошан вложил свои средства на восстановление древнего Онуфриевского монастыря и после реставрации отдал его под патронат этого Львовского городского братства. Β Вильне около 1458 г. виленские кушнеры (шорники, производители конских сбруй и вообще кожаных изделий) образуют кушнерское братство. Это профессиональное братство вполне понятное, как промышленная кооперация, в силу единства быта и религии организует и некоторые формы своей коллективной церковной жизни. Внешне как будто дело начинается с экономических мелочей. Братство организовало общее празднование трёх календарных дней в году: на Духов день, на Николин день и на Рождество. Братчики в складчину «сытили мёд», т.е., приобретая мёд, приготовляли из него медовый напиток, а из воска производили церковные свечи и раздавали их по другим небогатым церквам. Подобное же братство в Вильне соорудило целый братский дом, как центр своей корпоративной жизни. Исследователям известен и уставный строй этого братства. Выборным главой его был староста; казначеем и бухгалтером – ключник, лица подотчётные. С помощью группы своих помощников эти уполномоченные лица наблюдали за порядком общих трапез в праздничные дни, а соединённый с праздниками ярмарочный торг вызывал необходимость и братского разбора всякого рода конфликтов среди братчиков и гостей, которые только «вкупались» в праздничные трапезы. Гостеприимство было широкое. По землячеству и соседству допускались на братские пиры и друзья-соседи римской веры, и не только шляхтичи, но и ксёндзы. Но братский суд тогда уже всех брал под свой надзор без всякого гонора и местничества.