Зарождавшаяся западная богословская схоластическая традиция ставила в вину Беренгарию Турскому ошибку именно метафизического порядка: неразличение субстанции и акциденций. Впрочем, и он сам, видимо, полагал, что чувства непосредственно схватывают не только внешние свойства предмета (акциденции), но и саму его сущность (субстанцию), поскольку одно неотделимо от другого, и различаются они только мысленно. Согласно Беренгарию Турскому, реально существуют лишь единичные субстанции, акциденции которых слиты с ними, т.е. существует только то, что видимо и осязаемо (такие взгляды Беренгария Турского сближают его с зарождавшимся номинализмом). В то время всё больше и больше распространялось воззрение Пасхазия Радберта, что хлеб и вино, освящаемые пастырем при св. причастии, субстанционально превращаются в плоть и кровь Христа, сохраняя лишь внешний вид хлеба и вина. Подходя к пониманию таинства Евхаристии с рационалистических позиций, Беренгарий Турский считал абсурдным традиционное учение, каковым стало учение Пасхазия Радберта о «превращении» (mutatio, conversio) хлеба и вина в Тело и Кровь Господа, называя это учение «неразумием толпы». Беренгарий Турский отрицал доктрину Пасхазия Радберта о материальной тождественности евхаристических Тела и Крови с Телом и Кровью исторического Христа, отстаивая мнение Ратрамнуса, согласно которому не сущность, не субстанция, а лишь действие хлеба и вина изменяется под влиянием духовного просветления, от общения с Христом, в котором участвует верующий. Он утверждал, что реальное превращение невозможно, поскольку Христос не может принимать новые материальные формы. Поскольку воскресшее тело Христа находится на небесах, оно не может пребывать на земле, тем более одновременно во многих местах. Интерпретируя слова Спасителя, устанавливающие таинство Евхаристии при указании на предлежащий хлеб: «Сие есть Тело Мое» (Мф 26. 26), – Беренгарий Турский, как грамматик, полагая местоимение «сие» указывающим именно на субстанцию обозначаемого предмета (хлеба), не допускал, чтобы субъект высказывания (местоимение «сие») вступил в противоречие с предикатом (существительным «Тело») и был бы им упразднён. В то же время, ещё не различая чётко категории аристотелевской метафизики, он отрицал возможность изменения сущности при сохранении акциденций, поскольку невозможно, чтобы при «разрушении сущности» не разрушилось бы то, «что находилось в сущности», ибо после освящения хлеб и вино сохраняют видимые свойства, а их сущность, по его мнению, не изменяется. Поэтому смысл установительных слов евхаристии, по мнению Беренгария Турского, таков: «Этот хлеб и есть Мое Тело», и «поскольку говорится, что хлеб, освящённый на престоле, есть Тело Христово, со всей истинностью признаётся, что хлеб сохраняется». Беренгарий Турский пишет: «Всё, что освящается, не истребляется, не устраняется, не разрушается, но остаётся». Таким образом, сохранение природы хлеба и вина в евхаристии – основополагающий тезис его учения. Кроме того, всякая телесная сущность, по мнению Беренгария Турского, подчинена законам пространства, включая и пребывающее на небе Тело Христово. Поэтому невозможно, чтобы оно пребывало где-нибудь ещё, кроме неба, было бы оттуда «сведено». Исследователи его творчества делают вывод: если допустить, что пребывающее на небе Тело Христа присутствует в Св. Дарах, то придётся признать, по Беренгарию Турскому, что оно присутствует в них лишь частично, но Христос неделим. Если же Христос присутствует в конкретных Св. Дарах целиком, то Он не может быть одновременно ещё и на небе, и на множестве других алтарей. Евхаристическое учение Беренгария Турского имело, на взгляд его оппонентов и последователей, две взаимоисключающие формы. Таинство евхаристии для него, как и для Ратрамна, есть «образ (figura), знак (signum) и залог (pignus) Тела и Крови Господа». Именно такое понимание таинства ставил ему в вину «реалист» Ланфранк, который писал, что, по Беренгарию Турскому, хлеб и вино называются Телом и Кровью Христовыми, потому что они «священнодействуются в Церкви в воспоминание распятой Плоти и истекшей из ребра Крови». Фома Аквинский также считал, что, по Беренгарию Турскому, «Тело и Кровь Христовы в этом Таинстве присутствуют как знак (sicut in signo)».