Но есть в них и еще нечто новое: мысль о смирении земного царя перед богом, насылающего болезни. Это перекликается с идеями ветхозаветной древнееврейской литературы, согласно которым за грехи отца может ответить сын. А царь, по представлениям древних, считался сыном бога, поэтому он должен отвечать за жестокости бога-отца. Более того, многие молитвы напоминают библейские притчи. И в этой концепции, близкой к позднейшим религиозным учениям Востока, отчетливо выражена мысль о личной ответственности свободного человека перед потомством и историей, и это миросозерцание было свойственно хеттам, хотя этот трагический голос пробудившегося исторического сознания личности еще сочетается с наивными антропоморфными представлениями о богах. Так, например, в своей молитве во время чумы царь Мурсилис II (XIV в. до н.э.) пытается вызвать сочувствие богов, убеждая их: чем меньше людей останется в живых, тем меньше будет жертвоприношений, и боги станут голодать. Сам же Мурсилис II, как и все другие цари того времени, выполняя роль царя-жреца, был оплетен сложнейшей сетью архаических обрядов, окружавших его священную личность.

Той же цели – вызвать сочувствие богов – служили культовые центры, которые у хеттов отличались чрезвычайным разнообразием: от скального святилища под открытым небом в Язылыкая до высившихся близ Богазкёя храмовых построек из циклопических каменных глыб. В некоторых городах храм был одновременно и местным административно-хозяйственным центром; при нем состоял огромный штат жрецов и гражданских чиновников. В текстах упоминаются и такие области, где было сразу несколько храмов, которые находились под опекой одного жреца.

Представление о планировке хеттских святилищ основывается на обнаруженных при раскопках в Богазкёе развалинах пяти храмов, схожих между собой. Как и в вавилонских или критских храмовых постройках, здесь множество маленьких помещений окружают мощеный двор площадью от 200 до 500 кв. м. Однако на этом сходство заканчивается.

Целла («святая святых») вавилонского храма соединялась прямым коридором с внутренним двором, так что людям, собравшимся во дворе, через два дверных проема была ясно видна статуя бога, помещавшаяся в центральной нише дальней стены. В хеттском же храме вход в целлу располагался не напротив культовой статуи, а в одной из боковых стен, и, чтобы попасть в главное святилище, следовало пройти через два небольших помещения, примыкавших к нему слева. Входя в целлу, нужно было повернуть налево, и только тогда взору представала статуя бога, которая служила образом божества.

Описания культовых статуй встречаются во многих текстах, из которых становится ясно, что эти изваяния не сохранились потому, что изготавливались из драгоценных металлов или из дерева, облицованного золотыми или серебряными пластинами. Так, небесный бог грозы был представлен золотой статуей с палицей в правой руке и золотым символом «добра» (вероятно, треугольник, изображенный в центре некоторых печатей); он стоял на мужских фигурах горных богов. Бог Цабаба представлялся серебряным изваянием мужчины, стоящего на льве и держащего в правой руке палицу; в левой руке он держит щит. Бог грозы нередко изображался в облике быка, как, например, на рельефе из Аладжа-Хююка; его прислужники, горные боги, – в виде палицы или другого оружия. Шаушка изображалась в виде сидящей женщины с крыльями за спиной. В менее богатых святилищах божество было представлено символическим предметом или фетишем.

Храм считался жилищем бога, а жрецы – его домашними слугами; именно эта несложная концепция лежала в основе всех храмовых ритуалов. Ежедневно служителям храма следовало омыть, одеть, накормить, напоить бога и ублажить его танцами и музыкой, что и послужило основой создания культуры, как духовной, так и материальной. Распорядок дня был жестко регламентированным и, видимо, общеизвестным, поэтому упоминания о нем редкие. Храмовая дисциплина требовала от всех служителей возвращаться на ночь в храм, хотя вечер они могли проводить с женой; тех, кто на ночь оставался дома, карали смертью. Особые предписания следовало соблюдать тем, кто поддерживал огонь или нес ночную стражу.

Однако бог считался не просто хозяином храма, но и владыкой своего народа, и в этом качестве ему полагалось подносить всевозможные дары и оказывать знаки почтения. Любой человек в любое время мог принести жертвы божеству, которые, среди прочего, составляли часть магических обрядов врачевания; люди верили, что щедрыми подношениями могут заслужить его милость.

Богу посвящались первые плоды земли и годовалые животные. Жертвенными дарами могли быть практически любые продукты, однако приносить в жертву животных с какими-либо дефектами или болезнями запрещалось. Если животное еще ни разу не спаривалось, ценность его как жертвы повышалась. При соблюдении этих условий в жертву иногда приносили даже таких традиционно «нечистых» животных, как собака и свинья, но чаще всего жертвенными животными служили волы, овцы и козы.