В «Битве в Тевтобургском лесу» впервые прозвучал крылатый лозунг: «Кровь тиранов за святую свободу!», имевший шумный успех в среде молодых штюрмеров. Тираноборческие настроения, слабо намеченные в «Мессиаде» и гораздо более резко в трилогии об Арминии, в 1788 г. перерастают в восторженное приятие Великой Французской революции, которой Фридрих Готлиб Клопшток посвящает ряд замечательных стихотворений (оды «Die etats generaux», 1788 г.; «Sie und nicht wir», 1790 г., «Der Freiheitskrieg», 1792 г.; и др.). Ни один немецкий поэт не откликнулся так бурно на события во Франции, как 65-летний Фридрих Готлиб Клопшток. Если обстановка первых десятилетий его творчества подсказывала ему создание пассивных образов «Мессиады», то теперь, став свидетелем открытой борьбы французской буржуазии с абсолютизмом, он словно перерождается, начинает славить революционное действие, поднимаясь до такого пафоса, что обращает на себя внимание Конвента, который присвоил ему звание гражданина Французской республики. Но восхваляя борьбу французских революционеров, Фридрих Готлиб Клопшток в то же время со скорбью сознаёт, что немецкая буржуазия слишком слаба для того, чтобы последовать их примеру. «Франция завоевала себе свободу, – восклицает он, – это величайшее дело века, достигающее вершин Олимпа. О, Германия, неужели ты в своей жалкой ограниченности не можешь постигнуть этого?» (ода «Sie und nicht wir»). Однако и сам Фридрих Готлиб Клопшток не смог до конца преодолеть в себе эту проклинаемую им «жалкую ограниченность» немецкого бюргерства, заставившую его в период якобинского террора отшатнуться от революции, определить свою недавнюю преданность ей как заблуждение (оды «Mein Irrthum», 1793 г.; «Mein Gram», 1796 г.; и др.). Половинчатость, проявленная Фридрихом Готлибом Клопштоком в области политической, – результат недостаточной зрелости немецкой буржуазии. Ей отдали дань в той или другой степени все лучшие представители немецкой буржуазной культуры XVIII в. Исследователям интересно проследить, как эта неспособность до конца преодолеть враждебную стихию определяет творческую практику Фридриха Готлиба Клопштока, хотя бы его борьбу с классицизмом. Исходя из своей иррационалистически-националистической концепции, он высказывается против подражания древним (программная ода «Hugel und Hain», 1767 г.), проповедует освобождение стиха от античной метрики (свободные ритмы), объявляет войну античной мифологии, стремясь её вытеснить древнегерманской (большая часть мифологических образов Фридриха Готлиба Клопштока почерпнута им из «Эдды» – названная ода и др.), противопоставляя свою трилогию об Арминии образцам классической драматургии, пытается наметить в ней форму чисто германского драматического действия, и вместе с тем во всех своих пьесах соблюдает аристотелевские единства, сохраняет фигуры вестников, в лирике не перестает культивировать античные размеры (ода «Sponda», 1764 г., и др.) и т.п. Тяга к «освобождённой» от законов рационалистической поэтики форме сталкивается в творчестве Фридриха Готлиба Клопштока с приятием классических норм, «рассудочных», по терминологии иррационалистов. Это роднит его с поэтами эпохи барокко, с которыми у Фридриха Готлиба Клопштока вообще много точек соприкосновения.