Ни одно немецкое сочинение не возбуждало такого удивления и не было встречено современниками с таким восторгом, как «Мессиада», по крайней мере, её первые три песни. Элегически-чувствительный тон «Мессиады» стал надолго общим настроением. Но, с другой стороны, уже во времена Иоганна Вольфганга фон Гёте и даже при жизни самого автора многие говорили, что её больше хвалят, чем читают. Для немецкой поэзии Фридрих Готлиб Клопшток оказался тем же, чем для русской впоследствии был Николай Михайлович Карамзин со своей «Бедной Лизой». Ближайшими последователями Фридриха Готлиба Клопштока стал так называемые «серафимские» лирики, библейские эпики и риторические барды, выступавшие в немецкой литературе в последнюю треть XVIII в. Кроме лирики, сильное влияние Фридрих Готлиб Клопшток оказал и на область языка. Со времени Мартина Лютера ни один поэт не был в такой мере, как он, властителем силы и богатства немецкой речи. Фридрих Готлиб Клопшток отражал в своих произведениях все те противоречия, которые сопутствовали росту культуры, развивавшейся в условиях враждебного социально-политического окружения. В этом смысле исследователи считают весьма характерной литературную историю монументальнейшего создания Фридриха Готлиба Клопшток – поэмы в гекзаметрах «Мессиада» («Der Messias» 1745–1773 гг.). Ещё на школьной скамье ознакомившись с Джоном Мильтоном, Фридрих Готлиб Клопшток задумал религиозную эпопею в духе «Потерянного рая». По мнению исследователей, знаменателен уже сам факт обращения к Джону Мильтону, поэту английской революции, свидетельствовавший о сдвигах, которые произошли в классовом сознании передовых групп немецкой буржуазии. Но поскольку она была ещё слишком незрелой, слишком слабой для активной революционной борьбы со «старым порядком», то Фридрих Готлиб Клопшток не мог возвыситься до мятежного пафоса английского поэта, ограничившись усвоением ряда особенностей его поэтического письма. Только в очень редких случаях в поэме звучат нотки социально-политического протеста, как например, в сцене Страшного суда, где наряду с «жителями крытых мхом хижин» осуждаются «обитатели золочёных дворцов», «позор человечества» – «преступные монархи». Библия, которая была в XVII в. знаменем буржуазной революции, в XVIII в. в условиях немецкой действительности не могла играть подобной роли, поскольку немецкий пиетизм, в отличие от пуританства, не был силой, враждебной самодержавию. Доминирующая в «Мессиаде», этом крупнейшем литературном памятнике германского пиетизма, идея покорности высшей, недоступной человеческому рассудку мудрости не могла надолго увлечь бюргерскую аудиторию, постепенно освобождавшуюся от влияния пиетистской идеологии, чем исследователи и объясняют падение интереса ко второй части поэмы, которая прошла почти незамеченной. Характерно, по мнению исследователей, что герои поэмы (Христос и его приближённые, падший ангел Аббадона и др.), по существу, чрезвычайно пассивны, они не столько действуют, сколько следят за действием, уподобляясь неподвижным зеркалам, отражающим вне их растущее движение.