Отсюда понятно, как автор «Климентин» смотрел на догмат воплощения. Это не единичный и исключительный акт божественного домостроительства, но постоянно повторяющееся действие небесного Эона Христа для возвращения людям утраченного гнозиса. Сотериологического значения он не имеет, потому что это только простое средство входить с ними в общение (на частный христологический вопрос, как нужно мыслить это соединение небесного Христа с его земными носителями, автор «Климентин» не даёт ответа, потому что он, очевидно, не составлял для него первостепенного интереса; одно для исследователей несомненно: он признавал положительную реальность воплощений и далёк был от докетизма). Более того: отрицая, при своём гностическом понимании греха, идею коренного повреждения, человеческой природы, автор «Климентин» учит, что истинный гнозис вполне никогда и не исчезал среди людей, по временам находясь только как бы в скрытом состоянии. «У благочестивых, – говорит он, – истина преизобилует в прирождённом и чистом уме... В нашем сердце, которое вложил Бог в виде семени заложена вся истина, но рукой Божьей скрывается или открывается, ибо он знает заслуги каждого по достоинству». Ею владели все достойные в народе Израильском, и даже книжники и фарисеи, севшие на Моисеево седалище, хотя они и скрыли от желающих ключ царствия, т.е. знание, открывающее дверь жизни. «Не было бы и нужды ни в пришествии Моисея, ни в явлении Христа, если бы люди прежде захотели сами через себя понять «разумное». Поэтому исторические формы обнаружения единой вечной перворелигии и иудейство, и христианство в глазах автора «Климентин» особенного значения не имеют. Он почти совсем уничтожает прерогативы иудеев, как избранного народа. Обе религии различаются у него лишь своим историческим назначением: одна (иудейство) назначена была для евреев, другая (христианство) для язычников. «Поэтому, – говорит автор «Климентин», – ни евреи не осуждаются за незнание Иисуса, если только они, исполняя предписания Моисеевы, не относятся с ненавистью к Тому, Которого не знают; ни язычники (т.е. христиане из язычников) не осуждаются за незнание Моисея, если, исполняя слова Иисусовы, не относятся с ненавистью к Тому, Которого не знают». Руководясь этим взглядом, автор «Климентин» решительно отвергает всё внешнее и грубое в иудействе; в особенности произносит суровый приговор над жертвенным культом. Но вместе с тем он и не возвысился ещё до полной свободы от дел закона в духе учения апостола Павла. Он молчаливо признаёт (по крайней мере, для природных евреев) обрезание и субботу, несомненно сохраняет многие предписания закона об омовениях. Поэтому было бы ошибочно вместе с профессором Адольфом фон Гарнаком считать его представителем кафолического учения, хотя и не богословом александрийской школы. Во всех пунктах своих религиозно-философских воззрений он остаётся точным выразителем идей синкретического евионизма, как мы его знаем из описания Епифания Кипрского.