Икона эта была «шкаплерная», т.е. Богоматерь на ней имела в руках кармелитский «шкаплер», или наплечник, с начертанием имён Иисуса и Марии, по мнению католиков, избавляющий носителей его от мук чистилища. Гедеон велел взять икону в Смоленский собор, поставил её сначала в алтаре, а потом в самой церкви и дозволил служить молебны, хотя и не перед образом, но перед царскими вратами. Феофан ухватился за это, чтобы повредить Смоленскому епископу. Он усмотрел в деле «некие и немалые тайны беззакония, к смущению Церкви Российския или хотя к посмеянию Российской нации производимые» и поднял грандиозный розыск про «шалбирское или плутовское» чудо. Оправдываясь, Гедеон неосторожно заметил, что написание имён Иисуса и Марии на шкаплере «Церкви Восточной не противно, как не противно на печатаемых в Москве антиминсах изображения копия, трости, губы и прочее». С чисто Феофановской, ядовитой и зловещей для его жертв, казуистикой вице-президент Синода запутывал Гедеона при усердном поддакивании своих угодников Питирима Нижегородского и Леонида Крутицкого. Со слов Феофана Синод рассуждал: «Ответ епископа притворный и не от истины, в каком разногласии ответствовать не точию б архиерейской, да ещё в школьном учении достаточной персоны, но и простому человеку отнюдь бы не бессрамно быть имело... сравнял шкаплер с изображениями крестных страданий Спасителя на антиминсах, и тако Его Преосвященство от исповедания Западной Церкви весьма недалече отстоит, аще и не всем внешним видом, то внутренним согласием». В «обстоятельном ответствии» Синоду Гедеон особенно убедительно восстал против нелепого обвинения в том, что он «вводит римское суеверие». Гедеон писал: «Невозможно мне оное вводить или утверждать, которое я и прежде учением в школах Московских и ныне чрез все лета бытности моей в епархии моей по крайней моей силе всяким образом искореняю, как зде всем известно». Со смертью в 1736 г. Феофана исчезла рука, направлявшая дело ко вреду Гедеона; но дело тянулось ещё около восьми лет и лишь в 1743 г. было сдано в архив. Как епархиальный архиерей Гедеон был «мужем великой строгости», отличался энергией, справедливостью и стойкостью в защите интересов духовенства. Он принял епархию в запущенном виде от грека Филофея, который мог «ненарушимо правительствовать» только при помощи переводчика. В церковных суммах оказались растраты; архиерейский дом был в печальном состоянии. Гедеон счёл своей первой обязанностью достроить кафедральный Успенский собор, который строился с 1676 г. На пожалованные императрицей 3000 руб. и 2000 пудов железа, а главным образом, на «старанием своим собранные от разного подаяния деньги (более 31000 руб.)» он «довершил» этот «семиглавый» тогда храм и освятил его 13 августа 1740 г. Впрочем, собор был докончен наскоро, покрыт тесом и через 20 лет в сводах оказались «великие и опасные трещины», потребовавшие перестройки храма. В том же 1740 г. он переехал из Троицкого монастыря в новый архиерейский дом. Смоленская епархия, граничившая с Литвой и долгое время находившаяся во власти католиков и униатов, требовала особой попечительности для ограждения от римского влияния «в членах православной веры слабого народа». Для ограждения своей паствы от римского влияния Гедеон в 1728 г. составил «пункты», получившие утверждение Верховного Тайного Совета. Сущность предложенных Гедеоном мер сводилась к закрытию в епархию доступа тайным иезуитам и другим католическим миссионерам и запрещению ксендзам какими-либо «вымыслами» склонять к своей вере православных, а шляхте вступать в брак с заграничными католиками, держать в домах для обучения детей «римских инспекторов» и посылать для учения за границу детей, не обучавшихся ранее в православных школах.