Многим казалась безрассудной и неприемлемой критика Ф.М. Достоевским всего «прогрессивного» (права, социализма, товарно-денежных отношений, технических «чудес» и т.п.). «Жестокий талант» (Николай Константинович Михайловский), «больные люди» (Пётр Никитич Ткачёв) – подобные определения Ф.М. Достоевского и его персонажей встречались на страницах журналов и газет. После его кончины наметилось стремление к адекватному и систематическому изложению основ его мировоззрения и творчества, прежде всего, в «Трёх речах в память Достоевского» (1881–1883 гг.) В.С. Соловьёва. В конце XIX и начале XX вв. философская, историософская и нравственная проблематика романов Ф.М. Достоевского вызвала интерес у крупных русских мыслителей (Василий Васильевич Розанов, Дмитрий Сергеевич Мережковский, Сергей Николаевич Булгаков и др.), для многих из них его творчество стало важной вехой на пути «от марксизма к идеализму» и создало методологическую основу для собственных построений. В трудах представителей религиозно-философского ренессанса отражались присущие произведениям Ф.М. Достоевского духовное измерение и метафизическая глубина, но вместе с тем они подвергались субъективным интерпретациям с точки зрения «нового религиозного сознания» (Николай Александрович Бердяев), «третьего завета» (Д.С. Мережковский), «второго измерения мышления» (Лев Шестов) и т.п. Значительную роль в постижении творчества Ф.М. Достоевского сыграла опубликованная в 1929 г. книга М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского», в которой подчёркивалась принципиальная незавершённость и диалогическая открытость художественного мира писателя, множественность неслиянных «голосов» и точки зрения в его произведениях. Именно христианская модель мира и понимание человека обусловливают особую, не совпадающую с сюжетно-композиционной завершённость и целостность произведений Ф.М. Достоевского, своеобразие неповторимого сочетания авторской «монологичности» с романной «полифонией». Христианский характер миросозерцания и творчества Ф.М. Достоевского по-разному раскрывался в работах представителей русской религиозно-философской мысли XX в. Протоиерей Василий Васильевич Зеньковский отмечал, что у Ф.М. Достоевского «все проблемы человеческого духа становятся проблемами религиозного порядка», у него «больше, чем в лице кого-либо другого, мы имеем дело с философским творчеством, выраставшим в лоне религиозного сознания». Эту мысль протоиерея В.В. Зеньковского Владимир Васильевич Вейдле выразил термином «четвёртое измерение», в котором всё выходит за свои границы, прорастает из себя, не переставая быть самим собой, и указывает на связь Бога и человека. Стремление Ф.М. Достоевского обнаружить сокровенный образ Божий в человеке подчёркивал в исследованиях «Достоевский как проповедник возрождения» и «Пастырское изучение людей и жизни по сочинениям Ф.М. Достоевского» митрополит Антоний (Храповицкий): «…Решимость отбросить служение себялюбию и страстям..., крест благоразумного разбойника или, напротив, разбойника-хулителя, – вот что описывал Достоевский, а читатель уже сам выводит отсюда, если не желает противиться разуму и совести, что между двумя... крестами непременно должен быть третий, на который один разбойник уповает и спасается, а другой изрыгает хулы и погибает… Если свести к общим понятиям… все повести автора… то мы получим совершенно ясную и в высшей степени убедительную теорию, в которой почти и нет слов “благодать”, “Искупитель”, но где эти понятия постоянно требуются самой логикой вещей».