Однако по сравнению со скандинавской и англосаксонской поэтической традициями «Слово о полку Игореве» представляет собой более позднюю стадию эпического развития. В нем устное песенно-прозаическое творчество еще оставалось основой произведения, но по характеру своему оно начинало приближаться к авторско-индивидуальным признакам литературной работы. Но если героика военных подвигов получила в Слове» развернутое и символическое изображение, то лирическая тема прозвучала приглушенно. Тем не менее, и лирическая тема освещалась здесь в эпически однотипных ситуациях, имевших как бы ритуальный характер в условиях раннефеодального быта. К стихиям, как к языческим божествам, обратилась христианка Ярославна, стоя «на забороле» в Путивле; в «Песни о Роланде» мавританская королева Брамимонда (мнимая язычница) восходит на башню в Сарагосе, «рыдает, стонет», кличет «языческих богов», которые не защитили ее супруга от франков; германская героиня Либгарда («Сказание о Вольфдитрихе») стоит на стене замка, ожидая своего мужа Ортнита и жалуясь на разлуку. В древнерусской литературе эта раннеэпическая личная тема еще не вышла за пределы княжеско-дружинного эпоса, но в западноевропейской поэзии она приобрела самостоятельное жанровое воплощение. Вслед за рыцарями, отправлявшимися в крестовые походы, неслись французские, итальянские, провансальские женские «песни разлуки»; заклинание Ярославны типологически приближается к этим западным песням и служит их архаическим преддверием.

Эпические памятники Средневековья приобретали в разных странах общенациональное значение благодаря зарождающемуся в них неприятию социально-этических и политических пороков феодализма, в особенности междоусобных раздоров. Свойственная всякому средневековому эпосу идеализация героев была связана в каждом случае с определенной исторической (или псевдоисторической) тематической основой повествования. При этом масштабы эпической гиперболизации в гораздо большей степени зависели от идеологических факторов, чем от исторических событий. Так, в поэме «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели действие выносилось за пределы христианско-феодального мира, в условную псевдоисторическую восточную обстановку, где ничто не препятствовало абсолютной идеализации героев в духе отвлеченной эпической фантастики, т.к. поведение героев определялось их внутренними качествами и гиперболическими чувствами, а не какими-либо конкретными политическими идеями или реальными обстоятельствами. В отличие от этого принципа эпическая идеализация в «Песни о Роланде» обнаруживает сильную зависимость от популярной идеологии религиозной борьбы с Востоком, связанной с объединением сил в связи с началом крестовых походов. Герои «Песни о Роланде» выступали как верные патриоты, сюзерены и вассалы. По сравнению с «Песней о Роланде» в «Слове о полку Игореве» возможности эпической идеализации героев оказались еще более ограниченными. Основой сюжета было военно-политическое событие, а характер его поэтического истолкования зависел от того, что автор обращался к своим ближайшим слушателям – князьям и их дружинникам – с песней о них самих. Здесь идеалы старины служили мерилом оценки поведения реальных князей и образцом для тех, кто придет им на смену. Поэтому в «Слове» возникло двойственное отношение автора к его военным героям-современникам: сепаратная политика Игоря и его княжеской группы осуждалась, но в то же время личная доблесть этих «молодых» князей вызывала восхищение автора. Эти мелкие князья преследовали свои корыстные интересы, но изображались как самоотверженные борцы «за землю Русскую» против ее внешних врагов. При этом подлинные факты жизни и деятельности Игоря, который нарушил свой союз с ханом Кончаком, стал его врагом, почетным пленником, родственником и снова союзником, – обстоятельства, типичные для Руси XII в. и широко отразившиеся в летописях, – в эпическом «Слове» либо отводились на второй план (сохранился только намек на желание Кончака женить Владимира Игоревича на Кончаковне), либо замалчивались. Обычный для политических отношений той эпохи вероломный князь, совершивший множество клятвопреступлений, постоянный участник междоусобных войн, Святослав, который при помощи Игоря и половцев (того же Кончака) захватил киевский престол, выступает в «Слове» в эпическом ореоле патриарха-объединителя княжеских сил для большой противополовецкой войны.