Пьер Бейль стоит во главе новых диалектиков и скептиков. Если до него возродившийся скептицизм древних с большей или меньшей искренностью посвятил себя служению церковной догматике, то в нём скептицизм обратился на религиозное знание и принял направление, которое сделало Бейля передовым борцом за просветительные начала против узкого церковного догматизма. Он одинаково боролся как против теологической схоластики, так и против попыток философской рассудочной религии, из-за чего одни видели в нём еретика, а другие – приверженца мракобесия. В нём самом это противоречие между верой и знанием нашло себе так мало внутреннего примирения, что, читая, например, его «Dictionnaire», исследователям так и кажется, будто текст был продиктован ему верой, а примечания – наукой и диалектической критикой. Но именно эти примечания благодаря своему остроумному, полному огня и доступному для всех изложению в связи с беспримерным богатством учёного знания приобрели громадное влияние на французские умы, и его «Dictionnaire» является главным источником, откуда распространяется столь свойственный французскому духу скептицизм, ставший исходной точкой тогдашних просветительных стремлений. Но если в общем Бейль гораздо сильнее в анализе чужих заблуждений, чем в создании собственных идей, то всё же через всё его мышление проходит некоторое положительное начало, имевшее глубокое, всеобъемлющее значение. Это – постоянно повторяющееся у него указание на независимость нравственных поступков и нравственного достоинства от религиозного убеждения – учение, послужившее основной терпимости просветительной эпохи. Бейль ратовал за это учение и положительными, и отрицательными средствами и, наконец, дал ему яркое выражение в своём известном изречении, что он очень хорошо может представить себе благоустроенное государство, состоящее из одних только атеистов. Являясь сторонником сенсуализма английского философа Дж. Локка, учение которого пропагандировал в своих «философских письмах», Франсуа-Мари Аруэ де Вольтер был вместе с тем противником французской материалистической философии, в частности барона Гольбаха. В вопросе о духе он колебался между отрицанием и утверждением бессмертия души, в вопросе о свободе воли – в нерешительности переходил от индетерминизма к детерминизму. Важнейшие философские статьи Вольтер печатал в «Энциклопедии», а затем издал отдельной книгой под заглавием «Карманный философский словарь», где проявил себя как борец против идеализма и религии, опираясь на научные достижения своего времени. В статьях он даёт яркую и остроумную критику религиозных представлений христианской церкви, религиозной морали, обличает преступления, совершённые христианской церковью. Как представитель школы естественного права Вольтер признаёт за каждым индивидом существование неотчуждаемых естественных прав: свободу, собственность, безопасность, равенство. Наряду с естественными законами он выделяет позитивные законы, необходимость которых объясняет тем, что «люди злы». Позитивные законы, многие из которых представлялись ему несправедливыми, воплощающими лишь человеческое невежество, призваны гарантировать естественные права человека. Неутомимый и беспощадный враг церкви и клерикалов, которых Вольтер преследовал аргументами логики и стрелами сарказма, он обрушивался и на иудаизм, и на христианство, изъявляя, впрочем, своё уважение к личности Христа. Борясь словом и делом против господства и гнёта религиозных суеверий и предрассудков, против клерикального изуверства, Вольтер неустанно проповедовал идеи религиозной терпимости как в своих публицистических памфлетах, так и в художественных произведениях. Борясь против церкви, духовенства и религий «откровения», он был, вместе с тем, врагом атеизма. Деист в духе английских буржуазных вольнодумцев XVIII в., Вольтер всевозможными аргументами старался доказать существование Бога, который сотворил Вселенную, однако в её дела не вмешивается. Отрицая средневековый церковно-монашеский аскетизм во имя права человека на счастье (которое коренится в разумном эгоизме), долгое время разделяя оптимизм английской буржуазии XVIII в., Вольтер после землетрясения в Лиссабоне, разрушившего треть города, несколько снизил свой оптимизм, заявляя в поэме о лиссабонской катастрофе: «Сейчас не всё хорошо, но всё будет хорошо».