Как постулирует Беньямин, исторический материализм призван «останавливать», «обездвиживать» и «сепарировать» фрагменты исторической целостности: в процессе апроприации прошлого формируется «монада» как такой момент настоящего, с которым непосредственно (в обход континуума эволюции) соединено прошлое; революционная ситуация наличного дня трактуется как повторение провальных ситуаций прошлого, как их ретроспективное искупление. Для Беньямина «точка зрения Страшного Суда» – это позиция тех, кто платил судьбами за чужие исторические триумфы; тех, кто необходимо и неизбежно ошибался, чтобы эти триумфы смогли осуществиться; тех, кто остался «следами», анонимными пометками на полях официальной фиксации великих исторических деяний. Революция, таким образом, предстает перед нами как разрыв эволюционной истории – как точка, где текстура предшествующей истории, истории официально признанных победителей, обращается в ничто. Одновременно поражение революции радикально обессмысливает всю героическую борьбу предшествующих поколений: «И мертвые не уцелеют, если враг победит» (тезис 6). Революция есть созидательный акт, одновременно выступающий иным измерением фрейдовского «влечения к смерти», стирание доминирующего Текста истории, создание нового исторического Текста, в границах которого осуществится подавленное прошлое. Тем самым каждая новая точка революционных шансов «наполняет настоящим» все уже произошедшее, заново определяет множество иных, неудавшихся попыток революции: «Для исторического материализма речь идет о том, чтобы удержать образ прошлого, который внезапно является в момент опасности перед историческим субъектом. Опасность угрожает как традиции, так и ее получателям» (тезис 6). Что особо значимо, каждая новая революция заново ставит на кон собственное революционное прошлое, являя собой интегративную сумму некогда упущенных революционных шансов: «История – предмет конструирования, отправная точка которого не гомогенное и пустое время, а современность. Так, для Робеспьера античный Рим был прошлым, преисполненным современности, вырванным из континуума истории. Французская революция осознавала себя в качестве нового Рима. Она цитировала Древний Рим точно так, как мода цитирует старое платье» (тезис 14). Согласно Беньямину, каждый раз вновь и вновь осуществляется «присоединение некоторого прошлого к текстуре настоящего», метафоризация истории как особого текста: «Если мы согласимся рассматривать историю как текст, то сможем сказать о ней то же, что говорил один современный автор о литературном тексте: прошлое несет в себе образы, которые можно сравнить с образами, хранимыми на фотопластинке. Только будущее будет располагать проявителем, достаточно сильным, чтобы сделать картину ясной во всех деталях. Многие страницы Руссо или Мариво несут в себе смысл, который их современники были не в состоянии до конца расшифровать». Трактовка исторического времени осуществляется Беньямином в контексте сюрреалистического опыта и еврейской мистики: оно (время) совмещает признаки аутентичного момента инновационного настоящего, прерывающего продолжительность (дление) истории, и феномена эмфатического обновления сознания («каждая секунда есть малые ворота, через которые мессия мог бы войти» – тезис 18). По его мнению, соответствующий опыт (по Беньямину, Eingedenken) суть такой опыт, который «не позволяет понимать историю как нечто совершенно атеологическое». Как впоследствии отмечал немецкий философ и социолог, представитель символического интеракционизма Юрген Хабермас (род. в 1929 г.), Беньямином было осуществлено определенное «оборачивание» горизонтов «ожидания» и  области опыта. Он не доверял наследию передаваемых благ культуры, переходящему во владение настоящего, а также фиксировал асимметричность связи между усваиваемой действительностью настоящего, ориентированного будущим, и усвоенными объектами прошлого. Беньямин (уникальный прецедент в неомарксизме) трактовал историю как Текст, как множество событий, которые способны лишь «стать сбывшимися», – их смысл, их историчность определяется «задним числом», – тем, каким именно способом они окажутся вписаны в соответствующую символическую систему. Ретроспективно движение его мысли от «философии апофатического» к «апокалиптическому» и (далее) к «культур»-мессианизму вряд ли можно считать завершенным, но (по мысли французского философа, литературоведа и культуролога, основателя деконструктивизма Жака Деррида (род. в 1930 г.), наряду с «тремя религиями, Марксом и Хайдеггером») оно выступило значимым прологом поворотной философской деконструкции XX в. Беньямин Вальтер покончил с собой на французско-испанской границе, спасаясь от нацистов. Источник: История философии. Энциклопедия. Минск, 2002.