Первая миссия в Пекине была принята с особенным вниманием. «Богдыхан зачислил членов её в высшее сословие государства, а именно: архимандрита пожаловал мандарином (т.е. чиновником) 5-й степени, священника с диаконом – мандаринами 7-й степени, а учеников причислил к сословию солдат. Всем членам миссии были отведены казённые квартиры подле албазинской церкви и, вероятно, участки земли, а также временное пособие... Сверх того, от трибунала (иностранных дел) определено было производить им ежемесячное жалование». Сначала дела миссии шли, как полагают исследователи, довольно успешно. К её членам ежемесячно приезжал посланник китайского императора справиться о здоровье начальника и о нуждах миссии. Иларион устроил «правильное и стройное богослужение, чем привлекал в православную церковь не только албазинцев, но и других язычествующих жителей Пекина...» Однако вскоре выяснилось, что в миссии не хватает богослужебных книг, а жизнь в Китае для её членов представляет значительные трудности. Как полагают исследователи, именно для пополнения библиотечного фонда миссии в Россию в 1717 г. были отправлены Андрей Попов, Феодор Колесников и Иосиф Афанасьев, но ни один из них не вернулся обратно. Вскоре начались и материальные трудности из-за нерегулярности денежных переводов из России. Ни в китайских, ни в русских архивах не сохранилось сведений о личности архимандрита. Однако в материалах посланника Римского папы в Пекине есть воспоминания о встречах с начальником и членами православной миссии: «В Пекине был настоятель и двенадцать священников, которые были посланы Петром Великим для духовной поддержки русских военнопленных. Поскольку ходило много странных слухов об этих священнослужителях, то я решил лично познакомиться с ними с намерением в дальнейшем написать полный отчёт в Пропаганду (Веры). Следуя традициям страны, в которой мы находились, я сначала послал настоятелю подарок, а затем стал ждать его самого. Я нашёл его манеры благородными и учтивыми, он был исключительно опрятен в одежде и вещах. Всякий раз, когда он выходил из церкви, на груди его было распятие, а в руках он держал пастораль (архимандритский посох). Он был схизматик, но при мне он притворялся католиком. Он говорил на латинском достаточно, чтобы его можно было понять… Настоятель сказал, что количество христиан его общины с трудом достигает пятидесяти, и они являлись потомками военнопленных, один из которых ещё жив, но очень стар. Я спросил, правда ли, что он крестил большое количество китайцев. На что он ответил, что крещение ограничилось членами семей военнопленных, и что он не общался с китайцами из-за незнания их языка, и что плачевное состояние его общины требовало все его внимание... Хотя настоятель был элегантен в одежде, у его подчинённых священнослужителей был потрёпанный и жалкий вид. Я даже видел некоторых из них играющими на улице перед церковью, что для Китая особенно недопустимо и невозможно для хоть немного приличных людей».