Мессианский смысл второй речи усиливается предсказанием будущего мира, который на этом месте Господь даст людям, «божественного мира, который принесёт спасение душам». В третьей речи (2:10–19) Господь устами пророка обличает высокомерие строителей храма, полагавших, что работа на святом месте уже делает их святыми. Аггей спрашивает об этом у священников и приходит к выводу, что нечистое, коснувшись чистого, не освящается, но само оскверняет чистое (2:10–13). Пророк призывает народ к покаянию и в подтверждение своих слов приводит Божье обещание увеличения плодородия: «Доселе ни виноградная лоза, ни смоковница, ни гранатовое дерево, ни маслина не давали плода; а от сего дня Я благословлю их» (2:14–19). Четвёртая речь (2:20–23) обращена непосредственно к Зоровавелю и содержит Божье обетование: «Потрясу Я небо и землю; и ниспровергну престолы царств и истреблю силу царств языческих... В тот день... Я возьму тебя, Зоровавель... раб Мой, говорит Господь, и буду держать тебя как печать, ибо Я избрал тебя...» (2:21–23). В этом пророчестве содержится двойной смысл: во-первых, обещание благодатного охранения Божественным Промыслом Зоровавеля как представителя избранного царского рода, из которого произойдёт Мессия, и, во-вторых, по толкованию Кирилла Александрийского, «не к Зоровавелю во всей своей истинности относилось это слово, но, вернее, оно было к Господу нашему Иисусу Христу, как прекрасно предызображённому в лице Зоровавеля». В Священном Писании о пророчествах Аггея пишет Ездра (1 Езд. 5:1–2); Агг. 2:23 цитируется в книге Иисуса, сына Сирахова (Сир. 49:13). Слова Господни «ещё раз... Я потрясу небо и землю, море и сушу» (Агг. 2:6–7) изъясняет апостол Павел (Евр. 12:26–27). В Септуагинте псалмы 145–148 надписаны именами Аггея и Захарии, в Вульгате – 111, 145 и 146, в Пешитто – 125, 126 и 145–148, что, как полагают исследователи, указывает на богослужебное употребление их в период жизни этих пророков. Памяти пророков в Византии праздновались в дни Рождественского поста, подготовительные к празднику Рождества Христова. В Месяцесловах с X в. память Аггея фиксируется регулярно: в Типиконе Великой церкви (X в.) отмечена память Аггея; есть она и в константинопольском Стишном Прологе XI в. Христофора Митилинского. Студийский устав, а также богослужебные Минеи к нему содержат под 16 декабря празднование Аггея. В славянских Минеях (XII в.) указана служба, полностью совпадающая с последованием в печатных книгах.