В обширном послании «Императору Александру» (1814 г., опубликовано в 1815 г.) и гимне «Певец в Кремле» (1816 г.), аналогичном по форме «Певцу во стане русских воинов», политические события осмыслены с точки зрения христианской эсхатологии. Так, в послании «Императору Александру» отсчёт событий ведётся с падения охладевшего «к отечеству, ко славе, к вере» трона французских королей и возвышения Наполеона, когда «питомец ужасов, безвластия и брани… взорами на мир ужасно засверкал». Развязка наступает там же, в Париже, в день торжественного богослужения русских войск на месте казни короля Людовика XVI («И се!.. подъемлется спасения сосуд… / И звучно грянуло: воскреснул Искупитель!»), после чего служатся благодарственные молебны в Казанском и Петропавловском соборах Санкт-Петербурга, где «испытанный народ», «преобразованный, исполнен жизни новой», приносит обет верности благочестивому монарху: «Всё в жертву за Царя!» С 1815 г. В.А. Жуковского часто приглашают к императорскому двору, он принимает на себя обязанности чтеца императрицы Марии Фёдоровны. В 1815–1816 гг. в двух томах выходят «Стихотворения Василия Жуковского». В декабре 1816 г. поэту за его «труды и дарования» назначена пожизненная пенсия (4 тыс. руб. в год). В те же годы он переживает личную драму: не состоялся брак В.А. Жуковского с Марией Протасовой, которому решительно воспротивилась её мать Екатерина Афанасьевна Протасова (единокровная сестра В.А. Жуковского). В 1817 г. Мария была выдана за Ивана Филипповича Мойера, профессора медицины в Дерпте. Здесь В.А. Жуковский продолжал её навещать до самой её смерти. Последней встрече посвящено стихотворение «9 марта 1823 г.» («Ты предо мною / Стояла тихо…»). Невозможность соединения с возлюбленной стала биографическим подтекстом многих лирических стихотворений и ряда баллад В.А. Жуковского, в которых проводится мысль о тайном сродстве душ, предназначенных к соединению не «здесь», а в ином мире, «где жизнь без разлуки, где всё не на час» («Эолова арфа», 1814 г.): «Есть лучший мир; там мы любить свободны; / Туда моя душа уж всё перенесла; / Туда всечасное влечёт меня желанье; / Там свидимся опять; там наше воздаянье…» («Песня» («О милый друг! теперь с тобою радость!..»), 1811 г.). К середине 1810 гг. сосредоточенная на «жизни души» лирика В.А. Жуковского проникается нравоучительным пафосом: нужно стойко перенести страдания и несчастья, неразлучные с земной жизнью, но зато и заканчивающиеся вместе с ней («Нам счастья нет; зато и мы не вечны» («Тургеневу, в ответ на его письмо»), 1813 г.). Земная жизнь получает значительность и красоту лишь в свете надежды на жизнь будущую («С сей сладкой надеждой я выше судьбы, / И жизнь мне земная священна…» («Теон и Эсхин»), 1814 г.). «Там» вера, любовь и надежда не останутся без награды, если только «здесь» им не изменить, не ослабеть душою («Друг, на земле великое не тщетно; / Будь твёрд, а здесь тебе не изменят; / О милый, здесь не будет безответно / Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд» («Голос с того света»), 1817 г.). Всем «добрым» и смиренным уже готовятся «пир в небесной стороне»: «Песня бедняка», 1816 г., из Людвига Уланда), райское блаженство («Там, в долине рая, / Жизнь для нас иная / Розой расцветёт» («Песня» («Розы расцветают…»), 1815 г.).