Построенная на этих противопоставлениях этика в основе имела тему «закона и благодати», обсуждавшуюся неоднократно в русском богословии со времён Киевского митрополита Илариона. Однако подход и цели Б.П. Вышеславцева в существенном отличались от исследования этой темы в богословии. Преодоление ветхозаветного закона благодатью имело для него другое значение, в нём он увидел доказательство ущербности закона вообще («дефект Закона»), и только на этом основании становилось возможным противопоставление «рабской», юридической морали закона этике любви, свободы и творчества, необходимое для построения философии Эроса и учения о человеке, экзистенциальная ситуация которого предполагает выбор между законом и благодатью. Цитируя новозаветные тексты, Б.П. Вышеславцев не мог не понимать, что в словах Спасителя речь не идёт о полном упразднении закона. Более того, он сам не раз отмечал, что христианство не отрицает, а ограничивает закон, тем не менее, пафос первых трёх глав «Этики преображенного Эроса» сосредоточен на развенчании закона вообще. Б.П. Вышеславцев приводит многочисленные положения из посланий апостола Павла, ссылается на статью Николая Никаноровича Глубоковского, в которой ограниченность закона объяснялась тем, что он дан был людям через посредника (Моисея), а не непосредственно. При этом он оставлял в стороне стихи из посланий апостола Павла и др., в которых говорилось о существовании нового закона, отношение которого с благодатью не могло носить прежний характер («…вложу законы Мои в мысли их и напишу их на сердцах их…» – Евр. 8:10), проходил мимо слов П.Д. Юркевича о «благодатном законе» в его учении о сердце и не замечал, что Н.Н. Глубоковский писал о ветхозаветном законе. Столь же общий и расплывчатый характер имело понимание Б.П. Вышеславцевым благодати; с одной стороны, он связывал благодать с жизнью в Духе Святом, в вере, свободе и любви, и с Царством Божьим, с другой стороны, существенный, но не единственный недостаток этого понимания заключался в отсутствии какой-либо связи благодати с церковью, в её индивидуалистическом и утилитаристском толковании, низводящем благодать на уровень личностной и социальной терапии, средства преодоления (или сублимации) подсознательных сил, разрушающих изнутри жизнь человека. Социальная философия Б.П. Вышеславцева была тесно связана с политическими событиями его времени. Марксизм как выражение социализма и индустриальное общество – две проблемы, которые представлялись ему главными, и он пытался разрешить их. Критике марксизма и его теоретических основ (диалектического и исторического материализма) была посвящена книга «Философская нищета марксизма»; в ней автор скрупулезно исследовал не только основные учения марксизма и признал их ошибочными, но и советскую апологетическую литературу того времени. В «Кризисе индустриальной культуры» Б.П. Вышеславцев критиковал сторонников как марксистского социализма, так и капитализма, объяснял современную эпоху, в которой проявились «атавистические и варварские инстинкты», несоответствием между техническим разумом и коллективным бессознательным, выступал за установление «хозяйственной демократии», в которой при соблюдении демократических свобод будут существовать государственные и частные предприятия.