Большое влияние на развитие богословия таинств и, в частности, на понимание веществ таинств оказали сочинения Августина Блаженного, интерпретировавшего таинства как одну из разновидностей знаков, состоящих из слова и вещества. В средневековой западной схоластике под влиянием аристотелизма материальная сторона таинств была втиснута в рамки категорий мышления; в латинское богословие были введены категории формы и материи, субстанции и акциденции. Поскольку с XII в. наметилось значительное сужение самого термина «таинство», в католическом богословии под веществами таинств стали понимать только те натуральные элементы, что используются в чинопоследованиях крещения, конфирмации, евхаристии и елеосвящения. Внешние свойства и качества этих веществ были строго регламентированы. Любое отклонение или несоответствие хотя бы по одному показателю стало считаться непреодолимым препятствием для совершения и действенности таинств. Священнослужители, сознательно нарушавшие предписанные нормы в отношении веществ таинств или попустительствовавшие их несоблюдению, подлежали строгим прещениям вплоть до извержения из сана. Основные положения были после Тридентского собора (1545 г.) включены, окончательно кодифицированы и опубликованы в послесоборных католических богослужебных книгах. Схоластическое учение о таинствах в XVII–XIX вв. оказало влияние на богослужебную практику Русской православной церкви. В частности, использование веществ таинств было строго регламентировано в «Учительном известии», которое с 1694 г. помещается в русских печатных изданиях Служебника в качестве приложения. Его текст был составлен справщиком Евфимием Чудовским на основе Требника митрополита Петра (Могилы; 1646 г.), а святитель Пётр, в свою очередь, при составлении своего Требника заимствовал основные положения из послетридентского римского Миссала (точнее, из раздела «Rubricae generales Missalis: De defectibus»). Созданный митрополитом Петром трактат, включённый им в его Требник, был не единственным – уже в начале XVII в. подобные сочинения, составленные по образцу и на основе рубрик католических богослужебных книг, публиковались в приложениях к Служебникам, изданным в белорусских землях (например, в Вильно в 1617 г.: «Наука иереом до порядного отправования службы Божия велце потребная»). Текст «Учительного известия» соборно не обсуждался, но, будучи напечатанным при Служебнике, был воспринят как однозначно авторитетный; с конца XVIII в. его нормы стали общеобязательными для русских священников и вошли во все учебники литургики и догматического богословия. На Поместном соборе Российской православной церкви 1917–1918 гг. был поднят вопрос о веществах таинств. По материалам работы богослужебной комиссии был издан циркуляр, предписывавший в связи с разрухой и отсутствием продовольствия снизить требования к веществам таинств – в частности, в случае нехватки пшеничной муки должного качества предлагалось сократить количество литургийных просфор и даже готовить их из хорошей ржаной муки, а красное вино заменять белым или, за неимением и такого, натуральными соками. При этом в качестве основного требования к веществам таинств выдвигался не их конкретный состав, а доброкачественность. Оригинал циркуляра не сохранился, а его проведение в жизнь было воспринято неоднозначно. Получив одобрение со стороны Тихона (Белавина), Кирилла (Смирнова), Афанасия (Сахарова) и др., он вместе с тем подвергся резкой критике со стороны других церковных деятелей. Развернувшиеся гонения на церковь, движение «обновленчества» и снижение остроты положения с продовольствием вернули ситуацию к дособорному состоянию. Однако изменение взглядов на вещества таинств позволило верующим вести литургическую жизнь даже в условиях концлагерей и ссылок. С послевоенных лет и вплоть до настоящего времени вопрос о веществах таинств в Русской православной церкви официально не рассматривался.