Это противоречие исследователи объясняют тем, что Ориген предполагал в настоящем теле, кроме материальной, ещё и другую, нематериальную субстанцию, из которой и должны (после смерти настоящего тела) развиться будущие эфирные и духовные тела. Двойственность Оригена вызвала двоякое отношение к нему и к самому вопросу. Одни заподозрили его в скрытом отрицании воскресения тел в собственном смысле этого слова и, осуждая его, настаивали на тождественности воскресших тел с настоящими даже в мелочах. Другие, может быть, глубже понимавшие учение Оригена, явились его защитниками. В частности, рассуждали: будут ли половые различия между воскресшими? Какого возраста будут воскресшие? Некоторые утверждали, что человек воскреснет в том возрасте, в котором умер (Иустин, Тертуллиан). В Средние века только Иоанн Скот Эриугена (около 810 – 877 гг.) усвоил себе представления Оригена о новых свойствах воскресшего тела. Все другие, следуя Иерониму Стридонскому (342–419/420 гг.) и Августину Блаженному, настаивали на полной тождественности воскресшего тела с настоящим. По мысли Григория Нисского (около 335 – около 394 гг.), человечество в таком случае лишилось бы самого главного – высшего смысла своего существования. Если смерть не побеждена Христом, и «есть предел жизни», «если нет Воскресения, то из-за чего труждаются и любомудрствуют люди», вступая в борьбу со злом и с аномалиями окружающего мира? Если мёртвые не воскресают, «станем есть и пить, ибо завтра умрём!» (1 Кор. 15:32). Григорий Нисский считал, что душа «метит» каждую частичку своего тела, и потому они воссоединяются. По его мнению, «поскольку чудо Воскресения велико и превышает веру, то Господь как бы приучает нас к вере» в это чудо посредством других Своих чудес, в которых усматривается победа жизни над смертью. «Начав с низших степеней чудотворения» (под ними он понимает описанные в Евангелиях исцеления от различных болезней, совершённые Иисусом Христом), Господь «превышает» их новыми чудесами – воскрешением людей. И наконец, завершает их Своим собственным Воскресением. К этому тексту апостола Павла, цитируемому Григорием Нисским, обращается и Московский митрополит Филарет (1782–1867 гг.), называя его «правилом», которое апостол произнёс «от лица не знающих или не хотящих знать воскресения». Это «правило», замечает Филарет, «годилось бы для нравственной философии бессловесных, если бы они имели преимущество философствовать». Оно «составило бы и у людей всю мудрость, всю нравственность, все законы, если бы удалить от них мысль о будущей жизни. Тогда не прогневайся, ближний и брат, если и ты сделаешься пищею людей, которые любят «ясти и пити», ибо если не стоит труда благоучреждать собственную жизнь, потому что «утре умрём», то также не стоит труда щадить и жизнь другого, которую завтра без остатка поглотит могила». «Философии бессловесных» митрополит Филарет противопоставляет веру в воскресение и вечную жизнь, начало которым положил воскресший Христос. Сознавая, что иметь такую веру очень нелегко (Деян. 17:32), святые отцы предлагают идти к ней через образы воскресения, наблюдаемые в окружающей природе. Глубокий и всесторонний богословский анализ тайны Воскресения даёт Афанасий I Великий (около 295 – 373 гг.). В объяснении этой тайны он выходит далеко за рамки христологии и использует учение о Боге – Творце мира, о природе человека, о грехе. Перед ним стоял один из главных вопросов христианской сотериологии: кто и как мог победить смертность человеческой природы? Хотя сам святитель признавал потенциальную смертность этой природы ещё до совершения ею греха, однако, когда эта смертность из потенциальной стала реальной, происшедшая катастрофа оказалась столь значительной, что преодолеть её мог лишь Тот, Кто всемогуществом сотворил мир «из ничего» Своим Словом. Это же Слово как «Отчий Образ» воссоздаёт человека, и Он же как «источная жизнь» воскрешает смертного, становясь, таким образом, «начатком общего воскресения». Воскресение Христа коренным образом меняет значение смерти в судьбе человека. Трагедия смерти преодолена; мы теперь «по причине смертности тела разрешаемся (т.е. умираем) уже только на время... да возможем унаследовать лучшее воскресение». Смерть страшна только вне Христа; «умирающих как погибших» оплакивают не имеющие надежды на воскресение. Для христиан же «смерть побеждена и опозорена Спасителем на кресте, связана по рукам и ногам». Поэтому «все ходящие во Христе» попирают её и даже смеются над ней. Согласно церковной эсхатологии, души, которые в смерти отделяются от тела, живут бестелесно в раю, аду или чистилище и уже там испытывают блаженство, мучение или очистительные страдания. Но только в день Страшного суда души получают свои тела, и только тогда их блаженство или же страдания становятся полными. Римский епископ Климент I (88/90 – 97/99 гг.) писал: «Господь постоянно показывает нам будущее воскресение, коего Начатком соделал Господа Иисуса Христа, воскресив Его из мёртвых». Образы воскресения он усматривает в смене дня и ночи, в появлении новых побегов из брошенного в землю зерна, в распространённом в то время мифологическом сказании о птице Феникс, из согнивающего тела которой рождается червь, превращающийся затем в новую птицу.