Необходимость истощания Слова, по его мнению, состояла в том, что «характер бытия той и другой природы несовместим» (non conveniente sibi formae utriusque concursu). Однако это истощание Сына Божьего, по мнению Илария, никак не умалило полноты Его божественной природы: «Истощание образа (evacuatio formae) не есть уничтожение природы (abolitio naturae), потому что Тот, Кто Себя истощает, не лишается Самого Себя». Один и Тот же Сын Божий был и сыном человеческим «не из-за повреждения божества, но из-за восприятия человека». Слово, став плотью, «не перестало пребывать тем, что есть Слово»; в Нём «осталась полнота божества». Это было, скорее, «сокрытием и истощанием Своего могущества» (intra se latens et intra suam ipse vacuefactus potestatem), «умерением Себя» до образа человеческого, чтобы воспринятая Словом наша немощная природа могла вынести это соединение с всесильным и безграничным Божеством. Это было «умерением» безграничной силы Божьей, чтобы она не уничтожила соединившуюся с ней человеческую природу. Слово Божье на время лишило Себя Своей предвечной божественной славы, как бы «сжалось» и поставило Себя в условия человеческого существования. На втором этапе, после предварительного «освобождения места» для человеческой природы, Слово Божье, уничижив Себя, низошло из образа Божьего в образ раба и человека, стало плотью, т.е. «восприняло» (suscipere, assumere) плоть, «понесло» (gerere) её на Себе, «по домостроительству стало человеком» (ex dispensatione homo esset). По мысли Илария, в этом соединении с человеческой природой Слово Божье приобрело нечто новое и временное (novitas temporalis) и утратило полное единство с Отцом, поскольку утратило единство с образом Божьим; Отец же не чувствовал этого прибавления. Произошло «изменение вида» (demutatio habitus), потеря Словом Своей предвечной божественной славы, поскольку единство Его славы с Отцом исчезло в силу Его послушания в соответствии с домостроительством. На третьем этапе эта «временная новизна», временное уничижение божественной силы и славы, божественного облика, это неравенство с Отцом, исчезла после Воскресения Слова, когда Оно опять вошло в Свою славу, но уже вместе со Своим человечеством. Весь этот процесс Иларий кратко излагает в толковании на Пс. 138: Слово «было во образе Божьем (in forma Dei) и приняло образ человеческий (formam hominis), и опять есть во славе Бога Отца (in gloria Dei Patris), причём образ раба достиг славы Того, в образе Кого Оно (Слово) ранее пребывало». В формулировках учения о Воплощении Иларий ясно выражает мысль о единстве Лица Иисуса Христа и двойстве Его природ (persona utriusque naturae in Domino Jesu Christo). Христос «неделим» (indivisus), ибо «Один и Тот же есть Господь Иисус Христос, Слово, ставшее плотью, проявляющее Себя через все Свои (действия)». Христос это «Богочеловек» (Deus homo), «истинный Бог и истинный Человек», соединивший в Себе две природы. При этом Иларий отрицает возможность понимать соединение Бога и человека во Христе аналогично пребыванию Святого Духа в пророках. По его мысли, соединение двух природ во Христе не повело к их изменению или смешению. Он ясно показывает, что человеческая природа была воспринята Словом во всей полноте: «…Как каждый человек согласно природе, данной нам от Бога, рождается с телом и душой, также Иисус Христос благодаря Своей силе был и человеком с плотью и душой, и Богом, имея в Себе истинную полноту того, что есть человек, и истинную полноту того, что есть Бог». Его тело было «истинным телом». Поэтому Господь «благодаря восприятию плоти (ex carnis assumptione) обладает в Себе нашей всеобщей человеческой природой» (natura universitatis nostrae). Хотя по природе тело Спасителя было тождественно человеческому телу, оно произошло сверхъестественным образом и имело значительные преимущества по сравнению с обычной человеческой плотью. Во-первых, Спаситель родился безмужно «от Девы»: «Сын Божий родился от Девы и Святого Духа, служа Сам Себе в этом действии; осенив (Её) Своей, то есть божественной силой, Он оплодотворил Себе телесное начало (corporis sibi initia consevit) и устроил происхождение Своей плоти». Иларий подчёркивал участие Самого Слова в происхождении не только тела, но и души Спасителя, т.е. всей человеческой Его природы: «Как через Самого себя (per se) Слово восприняло Себе тело, так и из Самого Себя (ex se) – душу». Но он пошёл гораздо дальше этого представления, говоря, что Христово «тело получило начало (inchoatum) не от земных элементов и должно мыслиться вне бедствий (mala) земного тела, поскольку начало сыну человеческому здесь дал Святой Дух через таинство зачатия». Это было своего рода «небесное тело» (corpus caeleste), возвышавшееся над земными условиями. В связи с этим Иларий настаивал на том, что Христос, хотя и обладал истинным человеческим телом, но лишь делал вид, что имеет свойственные всем людям естественные потребности и аффекты, чтобы убедить окружающих в истинности воспринятой Им человеческой природы. Так, согласно Иларию, «когда Господь представляется пьющим, вкушающим или страждущим, это не означает, что Он действительно жаждал, алкал или плакал, но Он воспринял обычай нашего тела, чтобы показать истинность плоти… Таким образом, Он отдавал долг не необходимости, но лишь обычаю».