ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВИЧ - Страница 5

В результате Владимир Святославич и дружина решают принять «закон гречьскии» ещё и потому, что именно его в своё время приняла княгиня Ольга. Далее, в статье 988/989 г., следует рассказ о походе Владимира Святославича на Корсунь и крещении там. Исследователи подчёркивают, что летописное «Сказание об испытании вер», включая «Речь философа», текстологически изучено недостаточно, чтобы дать вполне определённый ответ на вопрос об их источниках, времени их составления и соответственно их достоверности. Они считают, что в ряде моментов «Сказание» воспроизводит более или менее популярные литературные трафареты, например, эпическое предание о принятии хазарами иудаизма после прений между греческими, иудейскими и арабскими «мудрецами», письменно зафиксированное в разных версиях около середины X в. Картина Страшного Суда как катехизаторский приём присутствует также в византийских рассказах об обращении крестителя болгар князя Бориса. В то же время исследователям трудно сомневаться в том, что в традиционную литературную форму облечены припоминания о некоторых достоверных внешнеполитических контактах Владимира Святославича, имевших религиозную подоплёку. Так, в сочинении арабского писателя Марвази (ум. около 1120 г.) сохранилось уникальное известие, вероятно, хорезмийского происхождения (заимствованное потом персидским писателем первой трети XIII в. Ауфи) о посольстве в Хорезм русского князя, прозывавшегося (Марвази принял имя князя за его титул) Владмир (у Ауфи – Буладмир), с целью принятия им ислама. Марвази анахронично относит это посольство ко времени после крещения Владимира Святославича и Руси (Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. М., 1967. Т. 2). Имеются косвенные сведения и о связях Владимира Святославича в 982–983 гг. с германским императором Оттоном II, вследствие чего на Русь попадают медальоны с изображением Оттона и его супруги гречанки Феофано, венчаемых Христом. Эти данные позволяют исследователям думать, что летописец подверг радикальной литературной переработке достоверное в своей исторической основе древнерусское предание о выборе веры Владимиром Святославичем. В процессе этой литературной обработки в «Сказание» была включена и «Речь философа», происхождение которой остаётся спорным. Так, языковед Андрей Степанович Львов (1905–1976 гг.) обнаруживал в её языке западнославянские и восточноболгарские черты, а потому считал, что она первоначально представляла собой самостоятельный памятник – переработанный славянский перевод византийского гомилетического сочинения, сделанный в Моравии в кирилло-мефодиевскую эпоху и попавший на Русь через восточноболгарское посредство. Алексей Александрович Шахматов признавал, что в основе «Речи философа» лежит более древний летописный рассказ об обращении Владимира Святославича, являвшийся переработкой болгарской повести о крещении царя Бориса. В то же время он указывал, что в «Речи» имеются обширные текстологические схождения с Палеей (см. Палея) в её разных редакциях. И если сходство с Толковой Палеей исследователи объясняют зависимостью последней от «Речи философа», то Краткая Палея и «Речь» пользовались (по наблюдениям А.А. Шахматова) общим источником, в котором историк видел древнейшую русскую переводную хронографическую компиляцию – так называемый Хронограф по великому изложению. В таком случае, как полагают исследователи, «Речь философа» и «Сказание об испытании вер» в целом в их окончательном виде следовало бы датировать серединой 1090 гг. – временем создания в Киево-Печерском монастыре летописного Начального свода, предшественника ПВЛ. Дошедший в двух списках XV в. греческий рассказ о крещении Руси («Аноним Бандури», или «Бандуриева легенда»), в котором также идёт речь о выборе вер Владимиром Святославичем между Римом и Константинополем, вряд ли мог служить источником «Сказания», скорее, он сам был контаминацией ПВЛ и реминисценцией славянской миссии равноапостольных Константина и Мефодия. Согласно исследователям, не имеет под собой исторической основы неоднократно обсуждавшийся в науке рассказ древнеисландской Саги об Олафе Трюгвасоне (ум. в 999/1000 г.), существующей в редакциях конца XII–XIV в., согласно которому именно Олаф, который крестился в Византии и привёл оттуда с собой некоего епископа Павла, убедил Владимира Святославича принять христианство (Т.Н. Джаксон. Исландские королевские саги о Восточной Европе, 2002 г.). В отношении обстоятельств и времени крещения Владимира Святославича в древнерусских источниках нет единства, что отмечал и составитель ПВЛ, сам придерживавшийся версии о его крещении в крымском г. Корсунь (по-гречески Херсонес): «Не сведуще право глаголють, яко крьстилъся есть в Киеве, и ини же реша в Василеви, друзии же инако скажють». Пространное повествование ПВЛ под 988/989 (6496) г. о крещении Владимира Святославича в Корсуни, получившее в науке название «Корсунская легенда», сводится к следующему. Решив с дружиной принять крещение, Владимир Святославич «иде с вои на Корсунь, град гречьскии», осаждает его в течение девяти месяцев и захватывает в результате предательства некоего Анастаса Корсунянина.

 



 
PR-CY.ru