Когда империя и официальная византийская церковь вернулись к православию, и на кафедрах Рима и Византии появились папа Николай I и патриарх Фотий, искренние и энергичные представители идеи своих церквей, – тотчас сказалось, как далеко зашла рознь. Единство было уже чисто внешнее; для его сохранения ни та, ни другая стороны не хотели жертвовать своей самостоятельностью и своеобразием. В 857 г. кесарь Варда (брат императрицы Феодоры I (842–856 гг.), правитель империи в 856–866 гг. при византийском императоре Михаиле III Пьянице), всесильный дядя императора Михаила III Пьяницы (840–867), был отлучен от причастия патриархом Игнатием по надуманному поводу. За это Варда низложил Игнатия и поставил в патриархи Фотия. В законности этого постановления можно было очень сомневаться, т.к. Игнатия устранили без суда, светской властью, и никак не могли принудить к отречению. В результате в константинопольской церкви возник раскол. Однако спор патриархов Игнатия и Фотия был вовсе не личный, и его нельзя оценивать с этой точки зрения. В лице Игнатия на византийский патриарший престол вошла монашеская партия «зилотов» – крайних аскетов, консерваторов, образовавшихся как крайняя степень противодействия реформационным и светско-научным стремлениям иконоборцев. Фотий же принадлежал к православной партии «политиков», которые высоко ценили науку, преклонялись перед военными и законодательными заслугами иконоборцев и требовали не застоя, а движения вперед в колее православия. Свержение Игнатия было отпором Варды «зилотству», которое грозило превратить империю в монастырь и ее политическим крушением. «Зилоты» были правы только в том, что «политики» бывали нередко чересчур усердными союзниками правительства и сквозь пальцы смотрели на цезаропапизм. Игнатиане не покорились решению собора (859 г.), отлучившего Игнатия за непокорство от церкви и утвердившего Фотия, а в их числе были очень влиятельные люди, например, студийский игумен, ученик Феодора Студита, Николай Исповедник (793–868 гг.). Поэтому в 861 г. состоялся новый собор, в котором участвовали папские легаты, подписавшие утверждение Фотия вопреки данным им полномочиям (папа поручал им лишь расследование дела, а право решения оставлял за собой). Некоторые недовольные игнатиане бежали в Рим и изложили дело (со своей точки зрения) в форме апелляционной жалобы папе от лица Игнатия на суд собора. Ревность к делу своей партии увлекла игнатиан так далеко, что в защите свободы своей церкви от светской власти они готовы были передать эту самую свободу Римским папам, формально признав римский примат, в римском его толковании. Началась переписка, из которой выяснилось, что император и патриарх Фотий считали спор домашним делом патриархата и ожидали от папы Римского не суда, а лишь чисто формального признания свершившегося факта. Сам папа намекал, что он не прочь согласиться с собором, если Фотий уступит Риму фессалоникийское викариатство, входившее некогда в римскую церковную область. Фотий отвечал, что это дело императора, а в случае перенесения дела на суд вселенской церкви соглашался признать за папой лишь такой же голос, как и за прочими патриархами.