ВЕРОУЧЕНИЕ – cовокупность догматических положений веры. В ранней церкви не существовало точного аналога термину «вероучение»: истины христианской веры именовались «апостольским преданием» или «преданием истины». Данные наименования предполагали не просто сумму знаний, передаваемых от апостолов, но полноту благодатной жизни во Христе, харизматическое «помазание истины» (ср.: 1 Ин. 2:27), полученное церковью в день Пятидесятницы (ср.: Деян. 2:1–4) и обретаемое христианами в опыте веры. Для Игнатия Богоносца (II в.) понятия «учение Господа и апостолов», «вера Божия» и «ведение Божие» синонимичны, а их началом и средоточием является Христос и «тайна Его смерти». Однако в условиях миссии и борьбы с ересями вероучение церкви выражалось в словесных формулировках – так называемых символах веры. Таким образом «Предание истины» получало внешние очертания и становилось «правилом веры» (лат. regula fidei) или «законом веры» (lex credendi). Отделяя истину от ереси и будучи обязательным условием церковного общения, символы служили своего рода средством самоидентификации для членов кафолической церкви и являлись исповеданием веры для вступающих в неё через крещение. На основе некоторых, как полагают исследователи, палестинских Крещальных символов IV в. на первом и втором Вселенских соборах был сформирован Никео-Константинопольский Символ веры, имеющий в православной церкви непререкаемый вероучительный авторитет. Вместе с уточняющими его определениями последующих Вселенских соборов Символ веры представляет собой общеобязательное «правило веры». Однако это не означает, что сформулированными догматическими положениями исчерпывается «всё вероучение, которое жизненно содержится Церковью». Различаются вероучение, которое церковь изначально содержит во всей полноте, и вероучение, сформулированное ею в силу исторической необходимости. Последнее есть лишь «конспект» целостной и неделимой христианской истины, хранимой в церковном опыте. Как само формирование Символа, так и его истолкование в догматических определениях последующих Вселенских соборов было обусловлено не внутренней потребностью церкви, но явилось реакцией на ереси. Отцы шестого Вселенского собора, имея в виду Никео-Константинопольский Символ, отмечали, что для «совершенного познания и утверждения православной веры достаточно… символа божественной благодати», и только «соблазн заблуждения» побуждает Церковь к созданию новых определений изначальной и неизменной веры. Словесно очерчивая границы кафолического опыта веры, за которыми начинается область ереси, формулы вероучения становились вместе с тем своего рода «вехами», дающими человеческому разуму надлежащую перспективу. Борясь с тем или иным еретическим заблуждением, церковь не вырабатывала каких-то новых положений вероучения, но только свидетельствовала о том, «что было от начала» (1 Ин. 1:1). Христос даровал церкви всю полноту истины (ср.: Ин. 15:15). Содержание христианской веры было дано апостолам без остатка (ср.: Ин. 14:26; Иуд. 3) как «совершенное знание». Апостолы же, в свою очередь, «как богач в сокровищницу, вполне положили в Церковь всё, что относится к истине, и вверили ее епископам».