На Востоке относящиеся к этому свидетельства восходят к Монаху Иову (ум. в 1270 г.), у которого в первый раз появляется формула этого рода: шестым таинством он считал посвящение в монашество, а седьмым – елеосвящение, вместе с покаянием (первые пять таинств у него – те же, что и у западных). Второй древнейший памятник, в котором встречается формула седмиричного числа таинств, – грамоты 1277 г. Константинопольского патриарха Иоанна XI Векка (1275–1282 гг.), императора Михаила VIII Палеолога (1259–1282 гг.) и его сына Андроника II (1282–1328 гг.): в них встречается исчисление таинств без всякого отличия от нынешнего. Таким образом, считается, что православные церкви признали его в 1274 г. и подтвердили признание в XVII в. В противоположность православному учению, лютеране утверждают, что таинства – только внешние знаки (или символы) нашего союза с Христом и нашего пребывания в церкви Христовой. Их цель и сущность состоит в напоминании нам дела спасения, совершённого Христом, и через то в возбуждении и укреплении в нас веры во Христа. Реформаты учат, что таинства – символические знаки, сами по себе бессодержательные, лишь свидетельствующие о принадлежности верующего к христианской церкви. Поэтому большинство протестантов признают только два христианских таинства: крещение/конфирмация и причастие/хлебопреломление, причём им отказывают в благодати, видя в них лишь памятный символ или аллегорию, что сводит, например, смысл литургии на уровень агапы (от др.-греч. – «братская любовь») – вечерней коллективной «трапезы любви» первых христиан. Социниане и арминиане видят в таинствах лишь внешние обряды, которыми христиане отличаются от иноверцев. Анабаптисты считают таинства аллегорическими знаками духовной жизни, сведенборгиане – символами взаимного соединения между Богом и человеком. Квакеры и духоборцы, совершенно отвергая видимую сторону таинства, признают их только за внутренние, духовные действия небесного света. В католицизме существует теория «opus operatum», согласно которой, необходимым условием действительности и действенности таинств являются лишь правильное совершение священнослужителем сакральных манипуляций и произнесение молитвенной формулы. Православие же считает это недостаточным, ставя действенность благодати в зависимость от искренности желаний и духовного настроя христианина (при этом неблагочестивость клирика, совершающего таинство, отрицательно на их «качество» никак не сказывается). Согласно православному учению, условиями для совершения и действенности таинства признаются присутствие объективной и субъективной сторон. Объективная состоит в правильном совершении таинства законно поставленным иерархическим лицом, при соблюдении определённой внешней формы и словесной формулы таинства, согласно божественному установлению. Субъективная же сторона таинства заключается во внутреннем настроении и расположении христианина, принимающего таинство. Согласно православному учению, действительность таинства не зависит от заслуг или достоинства лиц, совершающих и приемлющих таинство; спасительное же его действие обусловливается нравственным состоянием человека, приемлющего таинство: оно требует от человека веры, сознания великого значения и важности таинства и, наконец, искреннего желания и готовности его принять. Считается, что при отсутствии этих требований к верующему христианину принятие таинства служит не к спасению, а к осуждению человека (1 Кор. 11:26–30). Древние еретики – донатисты и средневековые – вальденсы, альбигойцы, последователи Виклифа, – учили, что для совершения и действенности таинства требуется не только законно поставленный священнослужитель, но и благочестивый, так что таинства, совершённые порочными служителями алтаря, не имеют никакого значения. Согласно учению лютеран, действительность каждого таинства зависит от веры лиц, его приемлющих. По учению католической церкви, от достоинства и качества лиц, совершающих таинство, не только не зависит его действительность, но не зависит и их спасительное действие (теория «opus operatum»).