В пределах чисто теоретического мышления ум человека может ставить перед собой естества во Христе так, как они были до единения. Тогда он представляет каждое из них не только в его особенностях, в его отличии и инаковости по его физическому качеству, выделяющему его из ряда других естеств, но и мыслит его как для себя существующее, как ипостась, даже как бы лицо. Но когда ум представит, что эти два естества сочетались между собой, и притом так тесно, что получилась одна ипостась, тогда он не имеет права полагать, что и во всей реальности эти естества, мыслимые им как два «по примышлению», суть два. Когда вследствие соединения получилось одно лицо, тогда для мысли кончается право поставлять на вид качественное различие сочетавшихся ествеств, расставлять их, рассматривать их как особые для себя соответствующие ипостаси. Таким образом, получается единое естество, но это же единое естество Севир называет и Ипостасью, и Лицом. Он не допускает, чтобы естества, из которых составился Христос, можно было считать и после соединения называть по-разному. Считать можно лишь то, что имеет самобытность. После соединения разделять и даже только усматривать две природы можно только в одном созерцании, представлении ума, потому что различать естества для Севира то же, что различать ипостаси. В этом отвращении к цифре, к двойству выражается формальная сторона его монофизитства. Однако же это – сложная природа, и на это дополнение Севир смотрит очень серьёзно. Ни о каком слиянии, смешении, изменении естеств он не хочет и слышать. По его мнению, не произвело никакой перемены в существе единосущного нам человечества Христа: оно не изменилось от этого ни количественно, ни качественно, осталось тем же, чем было, и не сделалось только кажущимся: Христос был и являлся человеком. Различие природ усматривается только мысленно. Но, тем не менее, они существуют в сочетании (друг с другом), они не утратили своей реальности, они не имеют лишь самобытности, для себя бытия, не представляют из себя особых двух единиц, живущих отдельно друг от друга своей жизнью. Человечество не представляет из себя особого фокуса, разливающего свет духовной жизни помимо Бога Слова, отдельного от Него. Севир не допускает и мысли, чтобы эти природы, сочетавшиеся в одну, составили не только одну природу, но и одну сущность, и одно свойство. И после соединения он продолжает говорить о «природах», о «каждой природе», о «тех природах, из которых Он». Севир не хочет их различать. Считается общепризнанным, что Севир очень серьёзно учил о единосущности человечества Христа нашему, но авторитетные учёные полагают, что нельзя того же сказать о единосущии человечества Христа с нашим, т.е. думают, что Севир действительно мыслил человечество Христа как совокупность всех качественных определений, из которых слагается и наше человечество. Но во Христе этим качествам недоставало того, что делает их естеством, недоставало существа, субстрата. Это был комплекс человеческих свойств без носящего их субстрата, человеческих акциденций – без соответственной субстанции; все они группировались около чуждого им по существу центра, около существа Бога Слова, так что Христос в определённое время действовал по-человечески, говорил по-человечески, но, в сущности, он всегда был Бог и никогда человек. И о человеческой природе во Христе после соединения, как о природе, Севир мог говорить с таким же лишь правом, с каким, например, мы можем говорить о природе чувства, о природе прекрасного, о природе света. Собственно говоря, это была не природа, а лишь две стороны одной и той же природы. Это представление вносит много света в отрывочное учение Севира, но оно несправедливо к нему и представляет его догматику в худшем виде, чем это необходимо.