Едва известие об избрании Софрония достигло Константинополя, Сергий I встревожился. Дело в том, что всякий новоизбранный епископ выдающейся кафедры считал первым актом своей деятельности составление окружного послания, которым он должен был заявить православным епископам о своём с ними единомыслии в вере. Сергий I понимал, что послание Софрония, которое по своему содержанию будет ему не очень приятным, распространится широко и (что было самым опасным) попадёт на православный Запад. До сих пор Сергий I вёл дела только на Востоке, например в Армении, но не пытался привлечь на свою сторону Запад. Он скрывал истинное положение дел, выдавая Александрийскую унию западным только как присоединение к православию многих тысяч, а Софроний, конечно, поставит Запад в известность обо всём, происходящим на Востоке. Задачей Сергия I было предупредить папу Гонория I, настроить его так, чтобы он отнёсся к Софронию с недоверием. Поэтому он счёл нужным обратиться к Гонорию I с посланием, в котором объясняет то, что произошло на Востоке за прошлые годы. Сергий I рассказал об обстоятельствах принятия Александрийской унии со своей точки зрения: как император беседовал с Павлом в Армении, как вёл переговоры с Киром, как против соединения монофизитов с православной церковью (на основании признания единого действия во Христе) поднял голос Софроний, оспаривая законность выражения «единое действие», как тот прибыл к Сергию I в Константинополь, и как патриарх взял с него обещание не поднимать спора из-за этого выражения. Сергий I, понимая своё положение по отношению к Риму, спрашивал совета Гонория I относительно спорного вопроса. Он умел играть на папской струнке и писал Гонорию I с величайшим наружным почтением, представляя дело так: он всегда готов посоветоваться с римским собратом, но этому мешает дальность расстояния. Теперь же и дальность не препятствует ему обратиться за советом, т.к. дело величайшей важности и требует совещаний. Гонорий I, как учёный человек, естественно, не мог уклониться от решения предложенного ему вопроса. Правда, в Риме были традиционные приёмы ответов – высказаться общими фразами, поговорить довольно много о постороннем, а по нужному вопросу не сказать решительно ничего. Но Гонорий I, считая себя весьма учёным, не захотел прибегать к этим приёмам, высказался очень ясно и попался в расставленные Сергием I сети. Он ответил патриарху посланием, где повторял самые существенные выражения Сергия I, признав его точку зрения вполне справедливой: «Посему и единое исповедуем хотение Господа Иисуса Христа, признавая Его многообразно действующим». Считая спор об одной или двух энергиях во Христе пустым, Гонорий I к лицам, спорящим об этом, относится пренебрежительно, называл их торгашами новоизобретёнными словами, удаляющимися от простоты апостольских учений, софистами, заманивающими народ хлёсткостью новых учений. Но Рим стоит на страже апостольских учений, поэтому не поддастся заблуждению и простотой учения сотрёт все сомнительные новшества. Лишь после этой переписки стало известным и «общительное послание» Софрония, значительная часть выражений которого оказалась общей с провозглашёнными в Александрии униальными пунктами. Софроний опасался пропустить что-либо безразличное в догматическом отношении, но дорогое для монофизитов, поскольку иначе раздались бы их вопли, что он нарушает веру. Поэтому Софроний не мог обойтись и без таких неопределённых выражений, как «одно или два», или «в соответствии с одной и другой природой». Но, удовлетворив щепетильности противников, Софроний выяснил вопрос: монофизиты не хотели признавать Христа «в двух природах» после соединения, хотя признавали «из двух природ». Православные говорили о двух естествах, монофизиты признавали одно естество. Окружное послание Софрония напирало на ту мысль, что сущность может быть познаваемая не иначе как только в её проявлениях и действиях, и каждое естество в силу своей природы действует. Таким образом, вопрос об энергиях был поставлен твёрдо, а все опасные пункты учения о двух волях обойдены. На догматическом поле против Софрония Сергий I стоять не мог, тем более что вскоре тот был избран на Иерусалимскую кафедру, но как политик он вёл своё дело превосходно. Послание Софрония на Западе не произвело ожидаемого действия именно потому, что Сергий I умел пользоваться обстоятельствами и вёл своё дело очень искусно. Говорят, что Сергий I оттолкнул от себя папу Гонория I своим «непостоянством» в догматическом вопросе, что и Кир Александрийский не нашёл в его формуле ничего еретического. Но оно в том только и состояло, что Сергий I, чувствуя недостаточность своего знакомства со строем православной догматической мысли, шёл крайне осторожно, постоянно опрашивал авторитеты обеих сторон, которые хотел примирить, и не раз советовал императору бросить всё дело, когда оно грозило привести вместо мира к новому раздору.