ПАИСИЙ – патриарх Иерусалимский и всей Палестины с 23 марта 1645 г. по 2 декабря 1660 г. Уроженец Пелопоннеса. Паисий был слугой патриарха Софрония IV (1579–1608 гг.) и до своего избрания на патриарший престол был игуменом подворья Гроба Господня в Яссах. По свидетельству историков, он был ревнителем божественного, мужественным, религиозным, откровенным и величественным. После смерти патриарха Феофана III (1608–1644 гг.) был избран его приемником монахами храма Гроба Господня, которые находились в Молдовалахии, чтобы упредить вмешательство Константинопольского патриарха Парфения II (1644–1648, 1648–1651 гг.), всегда не симпатизировавшего Паисию по причине зависти и алчности. «Но сделав необходимость честью», он поспешил рукоположить его вместе с другими тремя первосвященниками в Яссах в Молдавии в 1645 г. После своего избрания Паисий запросил ратификацию своих патриарших прав у султана Ибрагима (1640–1648 гг.) и прибыл в Иерусалим, где был принят с большими почестями. Первоначально он занялся вопросом Синайской архиепископии, посетил Дунайские княжества и Россию. Именно патриарх Паисий, приехавший в Москву в январе 1649 г., помог расположить царя Алексея Михайловича (1645–1676 гг.) к архимандриту Никону (Минину), будущему Патриарху всея Руси. Его приезд стал одним из ранних эпизодов, повлиявших на формирование грекофильской концепции будущих реформ. С одной стороны, греческий иерарх обильной лестью возбуждал в государе и его окружении мысль о грядущем объединении православного мира вокруг российского монарха, а с другой – намекал на то, что между русскими и греками имеет место весьма заметная разница в обрядах. Паисий назвал новшествами все те обрядовые установления, которые были канонизированы на Руси Стоглавым собором в 1551 г.: сугубую аллилуиа, двуперстие и проч. Этот вывод был далеко не бесспорным, но какой-либо серьёзный исторический анализ этого вопроса тогда был невозможен. Всё сказанное Иерусалимским патриархом выглядело тем более правдоподобно, что он присовокупил к своему перечню и многогласие, которое к тому времени ещё не смогли изжить на Москве полностью. В отличие от протопопов-ревнителей, Алексей Михайлович, напротив, больше вдохновлялся примером византийской теократии. Он видел себя покровителем Вселенского православия, жаждущим того времени, когда иго ислама будет сброшено с православных единоверцев Востока, и ему, российскому государю, будет уготовано стать царём всего православного мира. Такие мысли выражены в его посланиях к Антиохийскому патриарху Макарию III (1647–1672 гг.), афонским старцам и др. Греки поощряли в нём этот настрой, надеясь, что смогут таким образом способствовать освобождению своего народа от османского владычества. Греческие иерархи (привыкшие, впрочем, за глаза весьма иронично отзываться о русском православном благочестии) перед лицом государя расточали неумеренные комплименты, всячески подогревая в царе стремление к созданию всеправославной монархии. В частности, Иерусалимский патриарх Паисий, прибывший в Москву, между прочим, за милостыней, заявил царю Алексею Михайловичу: «Пресвятая Троица да утвердит Вас и умножит лета во глубине старости, благополучно сподобит Вас восприятии Вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда Вашего, да освободит народ благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей, что поедают немилостиво. Да будеши новый Моисей, да освободиши нас от пленения, якоже он освободил сынов израильских от фараонских рук жезлом – знамением честнаго животворящего креста».