Здесь Пирр I решил сыграть роль не только побеждённой стороны, но и переубеждённого оппонента. С его стороны здесь проявились не богословские, а политические мотивы. Диспут проходил в присутствии императорского наместника Григория, человека вполне православного, который в это время готовился отложиться от константинопольского правительства. Ожидание этой политической перемены, вероятно, повлияло на Пирра I в том смысле, что он решил сблизиться с православием и сдаться – после слабой защиты своему во всех отношениях сильнейшему противнику. Защищаясь деликатно и слабо, Пирр I изъявил желание вступить в общение с православными, только не в Африке, а в Риме, куда он отправился после диспута и где действительно был принят в общение папой Теодором I, принёс папе покаяние и был признан законным патриархом Константинополя (в Риме Пирр I жил на средства папского престола). Однако в Константинополе это расценили как внешнее давление не только на церковную, но и политическую власть. После невыгодного для Пирра I поворота политических событий (попытка Григория закончилась его гибелью) он снова принял монофелитскую сторону. Носил маску он недолго: уже в 646 (или 647) г., находясь в Равенне, Пирр I отправил папе Римскому письмо с отречением от своего воссоединения с Римской церковью и вернулся к монофелитству. В Риме за это Пирра I предали анафеме, и документ об этом подписан не чернилами, а Святой Кровью из чаши. В декабре 653 г., после смерти патриарха Павла II кандидатура Пирра I вновь была выдвинута на замещение патриаршей кафедры, и в январе 654 г. он во второй раз занял патриарший престол. От папы Мартина I (649–653 гг.), обвинённого в причастности к заговору Олимпия и посаженного в тюрьму в Константинополе, требовали теперь признания, что в Риме с Пирром I обращались жестоко и силой вынудили его отказаться от монофелитства. Но Мартин I, конечно, отказался от такого признания, за что был отправлен в Херсонес Таврический, где и умер в сентябре 655 г. У исследователей возникает вопрос: верило ли константинопольское правительство в те обвинения, какие возводились на папу? Вероятно, да. В то смутное время каждый видел в человеке важном общественного деятеля с характером политическим. Сам Пирр I был, скорее, политическим партизаном, чем церковным деятелем. Его отношения к папе Мартину I, раскаяние в монофелитстве и новое обращение к монофелитству исследователи объясняют политическими целями. Кроме записанных речей во время диспута с Максимом Исповедником, сохранилось несколько фрагментов его посланий.