ПРОПОВЕДЬ - Страница 2

Что же касается античного ораторского искусства, то в древней церкви независимость от него проповеди доходила до того, что профессиональных языческих ораторов и риторов церковь принимала в себя и допускала к крещению не иначе как после оставления ими своей ораторской профессии (и после отречения от неё). К тому же древняя церковь никогда не требовала от своих проповедников-пастырей предварительного изучения языческого искусства красноречия, находя его совсем не тождественным по своей природе с церковной проповедью. Исследователи подчёркивают: если ораторство имеет место даже в проповеди Отцов церкви, то не как черта природы христианской проповеди, а как случайный признак, появляющийся у них из-за того, что они изучали языческое ораторское искусство в то время, когда о вступлении на служение церкви ещё не думали, а готовились к гражданским должностям. Однако сектанты часто думают, что всякая проповедь может быть результатом только «непосредственного вдохновения» от Святого Духа, даваемого каждому верующему по силе его веры. По мнению пиетистов (Шпенер и др.), проповедь возможна для каждой личности, «возрождённой и благодатствованной» в таинствах, т.е. и для мирян. Православные богословы произнесение в храме проповеди мирянами выделяют особо – как чрезвычайное явление в проповеднической практике церкви. Это исключение из общего правила иногда делается по особому разрешению местного епископа (под его непосредственным надзором и руководством) для лиц, выделяющихся проповедническими дарованиями и готовящихся к священническому сану. Так, в III в. местный епископ позволил проповедовать мирянину Оригену из-за его великих дарований. В России Московский митрополит поручил объяснение катехизиса на литургии юноше-студенту Лёвшину, впоследствии ставшему Московским митрополитом Платоном (1737–1812 гг.), а его преемник – студенту Дроздову, ставшему затем Московским митрополитом Филаретом (1782–1867 гг.). Основанием для подобных исключений служит обычай древней церкви упражнять готовящихся к пастырскому служению в составлении и произнесении проповеди (Астерий Амасийский «Об образе св. Евфимии»). Эти школьные упражнения в проповедничестве (которые, впрочем, назывались не проповедью, а собеседованием) были введены в христианских школах, имевших позже значение духовных семинарий, в подражание языческим риторическим школам. В том же обычае древних церковных школ имел своё основание старинный обычай Киева, по которому профессоры Киевской академии из мирян произносили проповеди в храмах на так называемых пассиях – вечерних богослужениях двух недель Великого поста. Православная и католическая церкви говорят о необходимости для храмовой литургийной проповеди особой благодати, кроме той, какая преподаётся в таинствах каждому христианину для жизни, – благодати таинства священства. При этом церковь не отрицает пользы и необходимости для проповеди естественных дарований разума и слова, в том числе ораторских дарований и знаний. Определив церковную проповедь как одну из функций благодатной жизни церкви, Священное Писание и Священное Предание указали на её разновидности по форме (или прототипы). В книге «Деяния апостолов» и в Первом послании к Коринфянам указаны три такие прототипа: глоссолалия, профетия и дидаскалия, различия между которыми обусловливаются степенью присутствия Духа Божьего в пастыре-проповеднике. Первоначальная по времени форма проповеди – глоссолалия апостольских времён, названная так по её временной особенности – благодатному дару говорить на языке, до того не известному говорящему. С психологической стороны состояние глоссолала характеризовалось состоянием экстаза. Под наитием избыточной благодати, при созерцании величия истин христианства проповедник становился как бы вне себя («в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю», говорит о себе апостола Павел); его речь была до того восторженной, что становилась нестройной, поэтому такие речи часто должны были сопровождаться речами «толкователей» (так же и Моисей в Библии именуется «косноязычным», а его речь толковал брат Аарон).

 



 
PR-CY.ru