Некоторые богословы склонны отождествлять первородный грех с семенем тления (семенем тли), в то время как Христос дарует всем людям семя жизни (притча о Сеятеле). Автор термина «первородный грех», Аврелий Августин (Блаженный), считал корнем всякого греха похоть, однако, существует мнение, основанное на словах Книги Бытия, – «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт. 1:28), – говорящее о том, что сексуальность не может быть грехом. На поместном Карфагенском Соборе 252 г. была обоснована необходимость крещения младенцев: «Не должно возбранять крещение младенцу, который, едва родившись, ни в чем не согрешил, а только, происшедши по плоти от Адама, восприял заразу древней смерти через самое рождение». Согласно христианскому учению, в результате того, что грех прародителей Адама и Евы изменил способ существования природы человека, сам этот грех вне зависимости от личных качеств человека «автоматически» становится частью каждого человека. В результате этого, по мнению христианства, всякий человек через страстное рождение является «чадом гнева», уже подчинен закону старения и смерти, а его воля с раннего младенчества обнаруживает удобопреклонность к укоризненному греху. Таким образом, для всех потомков прародителей первородный грех видится не как личный грех человека, но как общее греховное для всех состояние, следствием которого является деформированное по отношению к здоровому состоянию прародителей (Адама и Евы) духовно-телесная сфера. В 50-м псалме об этом говорится: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя». Этими словами Писание подтверждает, что, по существу, уже в момент зачатия человек оказывается «первородно-грешен». В книге пророка Иезекииля (гл. 18, стих 20) сказано: «Сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается». Можно сделать вывод, будто бы потомки Адама и Евы не обвиняются Писанием и не понесут вины за «первородный грех». Но из целого контекста становится ясно то, что речь в той фразе идет не о первородном грехе, а лишь о личных грехах. Догмат о первородном грехе вызывает в сознании критически мыслящих людей ряд вопросов. Во-первых, почему новорожденные уже оказываются виноватыми в том, чего не совершали? Во-вторых, почему греховность имеет свойство наследоваться? У Отцов церкви само слово «вина» (как и «грех») трактуется несколько шире обычного современного понимания. В эпоху так называемого «гуманизма» вина и грех стали пониматься слишком экзистенциально, слишком субъективно, как будто люди произошли не от общего предка, а как бы появились сами собой, отдельно друг от друга, и друг с другом совершенно не связаны. Но раньше отдельного человека и его поступки рассматривали более «природно» (если можно так выразиться). Тень греха падала не только на определенного человека, но даже на его предков и его потомков, пусть и частично. Это как закинутый в воду камушек, который дает расходящиеся в разные стороны круги. Согрешивший как бы тянул вниз и своих предков, и своих потомков. Сейчас это считается «средневековым мракобесием», «феодальным представлением» и т.д. Некоторые иерархи и богословы, например, митрополит Антоний (Храповицкий), уже с конца 90-х гг. XIX в. пытались убрать из христианской веры «юридический» компонент, тем самым частично реабилитируя осужденный церковью оригенизм. Но в христианском представлении «вина» и «грех» не сужены до индивидуалистического экзистенциального восприятия. Так, например, в Библии сказано, что один левит был наказан Богом за вину его детей. Полную личную ответственность душа того левита, конечно, не несла, но наказание получила, хотя тот левит лично был очень благочестивым.