К идее свободы воли человека естественно приводят уже непосредственные данные самоанализа. Какие бы аргументы ни выдвигали против нее сторонники детерминизма (учения, в соответствии с которым для всякого явления существуют причины, при наличии которых это явление с необходимостью имеет место), вполне очевидно, что человек может направить свою волю вопреки давлению внешних сил. Он способен возвыситься над потребностями своего тела, свойствами своего характера, социальными условиями. Его дух оказывается в состоянии побеждать время и пространство, проникать туда, куда не может проникнуть тело; он созерцает прошлое и даже дерзает заглядывать в будущее. Замысел, план, предвидение, выбор, решение – все это черты, радикально отличающие человека от прочих живых существ. Этот примат свободы в человеческой природе всегда утверждался христианским вероучением, согласно которому свобода есть аспект богоподобия человека, его причастности Царству Божию: «Вы познаете Истину, и Истина сделает вас свободными» (Иоанн 8, 32); «К свободе призваны вы, братья» (Гал. 5, 13). Стремление человека к своему божественному идеалу, его любовь к Истине, к Богу и его служение высшим замыслам – все это проявление свободы. Но свобода была бы призрачной, если бы не предполагала возможности воспротивиться призыву Творца и избрать свой путь. «Бог вкладывает в человеческую личность возможность любви и следовательно – отказа», – писал В. Лосский. «Без свободы, – говорит Н. Бердяев, – непонятно ни миротворение, ни грехопадение, ни искупление. Без свободы нельзя понять феномена веры. Без свободы невозможна теодицея (т.е. богооправдание). Без свободы нет смысла мирового процесса» (Н. Бердяев. Философия свободного духа). Об этом непрестанно свидетельствует и вся святоотеческая традиция, начиная с первых веков. Однако в понятии свободы нужно различать несколько аспектов. В негативном плане она есть «неподчиненность воздействию извне (С. Франк. Реальность и человек). В позитивном – она есть, по выражению Гегеля, «бытие из себя», самоосуществление. «Ее нельзя считать, – указывает С. Франк, – беспредельной возможностью чего угодно, беспричинностью в абсолютном смысле. Она не только сочетается с необходимостью, но есть необходимость – именно внутренняя, как определенность самим собой; она противоположна только рабству, принуждению извне». Но помимо этого существует и особый вид свободы, которая увлекает человека от полноты Божественного бытия и от его собственной природы во тьму хаоса и небытия. Это – измена себе и Богу во имя безусловной иррациональной спонтанности. Это – разрыв бытия и провал в бездну пустоты. Этот иррациональный импульс, эту судорогу духа часто называют «свободой», хотя, в конечном счете, она оборачивается рабством. В ее беспредельности иссякает дух, ниспадая к границам абсолютной Смерти. Такова трагедия ложного самоутверждения, удаляющегося от Источника Жизни. Но даже в этой иррациональной смертоносной «свободе» проявляется богоподобная природа человека, поскольку, владея безграничной потенцией, он способен самостоятельно занять ту или иную «позицию» в своем бытии по отношению к твари и Творцу. Здесь залог возможности полного самораскрытия человека в царстве Света и одновременно – выход в бездонную пропасть уничтожения (А. Мень. В поисках Пути, Истины и Жизни). Философский разум часто ставил вопрос: как увязать безбрежную потенцию тварной свободы с абсолютным всемогуществовм Бога? В каком бы плане ни обсуждался вопрос о грехопадении, неизменно возникали вопросы: «Как допустил?», «Предвидел ли?», «Как сочетать свободу с предопределением?»