Цистерианским орденом закончился первый период развития западного монашества (по преимуществу бенедиктинский), формально завершённый Четвёртым Латеранским собором, попытавшимся провести единообразную организацию всех орденов по образцу цистерианского и воспрепятствовать появлению новых. Папа Иннокентий III (1198–1216 гг.) в 1215 г. запретил учреждение новых орденов, предлагая всем стремящимся к монашеской жизни или вступать в уже существующие монастыри, или учреждать новые по прежним уставам. Но эта чисто отрицательная мера так же мало повлияла на улучшение положения церкви, как и Крестовые походы на еретиков. Её поддержало и укрепило новое движение, нашедшее себе выражение в нищенствующих орденах, которые и санкционировал, нарушая постановления Латеранского собора, тот же Иннокентий III: это были ордены францисканцев и доминиканцев. Оба ордена сходились в основной цели – возвращения Западной церкви на истинный путь, главным образом, посредством проведения до крайних пределов принципа нестяжания и проповеди среди масс. Оба с одинаковым трудом добились одобрения и признания со стороны римского престола, для которого скоро стали надёжнейшей опорой, и который канонизировал их основателей. Оба, в отличие от прежних одобренных церковью орденов, создали тип странствующих монахов-проповедников (идея, принадлежащая Доминику и заимствованная францисканцами) и отрицали (по крайней мере, в первое время своего существования) не только частную, но и общинную собственность, предписывая своим членам жить исключительно подаянием (идея Франциска, заимствованная доминиканцами). Оба получили одинаково стройную и крепкую организацию, во главе которой (как великий магистр у рыцарских орденов) стоял облечённый широкими полномочиями генерал ордена, живущий в Риме; ему подчинялись «провинциалы», т.е. главы отдельных конгрегаций. Управление, сосредоточившееся в провинциальных собраниях и генеральном капитуле, представляло также единство и создавало такую дисциплинированность, какую почти невозможно было найти среди прежних орденов. При всём этом сходстве францисканский и доминиканский ордены (соответственно характеру их основателей) представляли и существенные различия. Ставя целью спасение душ путём возвращения к христианству апостольских времён, проповедуя полное отречение от имущества, жизнь в Боге, сопричастие страданиям Христа, любовь к миру и самопожертвование за него, Франциск обращался ко всем слоям этого мира (и к бедным, и к богатым, и к просвещённым, и к невежественным) и привлекал (в противоположность большинству прежних обмирщённых орденов, ставших феодальными барониями), главным образом, низшие слои народа, проводил, так сказать, демократизацию монашества. Доминик, ставивший главной задачей укрепление ортодоксального учения в духе Рима и искоренение ересей, больше всего заботился о воспитании искусных и образованных проповедников и создал до определённой степени учёный орден, гораздо менее доступный для масс, нежели францисканский. Францисканский орден, впервые порвавший (ради подражания Христу и проповеднической апостольской деятельности) с принципом осёдлости (stabilitas loci) и поставивший своей задачей проповедь христианской жизни словом и примером, т.е. нищей жизнью учеников Христа, был наиболее чистым и ярким выражением нового движения. Он был приспособлен церковью к усилению её централизующей силы, которой отказывались служить прежние ордены, терявшие по мере обмирщения свою популярность. Ещё при жизни Франциска Ассизского возникло своеобразное учреждение, мощно содействовавшее распространению влияния францисканства – так называемый орден терциариев (tertius ordo de poenitentia), которые, оставаясь в «миру», допуская брак и собственность, в то же время приспосабливали, насколько возможно, свой образ жизни к монашеским идеалам, отрекаясь от общественной деятельности и посвящая себя по мере сил аскетизму и благотворительности. Такое учреждение представляло собой некоторый компромисс, отступление от первоначальной высоты францисканского идеала, но оно смягчало столь резкую в Средние века противоположность между «духовными» и «светскими», указывая и для «светских» путь спасения (черта, которая, вместе с допущением францисканцами известной внутренней религиозной свободы, вызывает сочувственное отношение к Франциску со стороны протестантов), и таким образом ставило францисканство на необычайно широкую и прочную основу.