При такой постановке вопроса устраняется возможность еретических уклонений: только истинно верующий христианин может стать истинным мистиком. Тем не менее, высокая оценка мистического знания (вместе с распространённостью произвольного аллегоризма в толкованиях) удаляла от традиционной догмы даже Сен-Викторскую школу. С другой стороны, усмотрение в экстатическом состоянии и общении с Богом высшей цели человека склоняло к квиетизму, отрицающему человеческую активность и ответственность, и превращало веру и религиозную деятельность в теряющие самоценность средства. Последующие мистики – Альберт Великий (около 1193 – 1280 гг.), Давид Аугсбургский (около 1200/1210 – 1272 гг.) – говорят уже не о ряде экстатических состояний, а о полном преобразовании человека в духовного человека, когда тело во всём подчинено власти Бога, душа – подобие Божье, дух полон Божеством, и сам человек сливается с Ним в одно целое. Это полнее всего обнаруживается в еретической мистике. Уже последователи Иоахима Флорского связывают наступление царства Святого Духа с внутренним преобразованием человека и считают себя или «духовных людей» («спиритуалов») за детей этого царства, чуждых греха. Именно в этом смысле с XIII в. развилось движение так называемых «братьев свободного духа» («спиритуалов»), куда были включены многие члены францисканского ордена. Независимо от церковного учения (хотя без прямого противоречия с ним) держался величайший из средневековых мистиков Майстер Экхарт (около 1260 – около 1328 гг.), а также его школа. Амальрик Венский (ум. около 1206 г.) и амальрикане сплетают в одно, хотя и противоречивое целое, различные течения предшествующей теоретической и практической мистики. Примыкая к Бернарду и Сен-Викторской школе, они через посредство христианской любви приходят к идеалу духовного человека, который для них является «членом тела Христова», безгрешным и божественным или самим Божеством, присоединяют сюда обнаруживаемый мистикой (в её исканиях отражения Божества в природе) пантеистический момент: признание всего Богом (но не Христом, о Котором они в этой связи забывают) или же Святым Духом. Вследствие этого (может быть, и не без влияния иоахимизма) у них появляется учение о трёх последовательно сменяющих друг друга царствах Отца, Сына и Святого Духа и признание членов своей секты царством спасённых (или Богом), всякая деятельность или (в силу их естественного уклона в квиетизм) всякая бездеятельность которых божественна. Для обоснования своего пантеизма амальрикане обращаются к учению Эриугены, признавая материю (тело) и зло за небытие, что, в силу придаваемого ими понятию небытия положительного значения, вносит дуалистический момент в их учение и внутренне его разлагает или же приводит их (собственно позднейших представителей амальриканства, известных под именем «братьев свободного духа») к отрицанию возможности греха (тело – небытие, а душа-бог грешить не может) и, следовательно, к отрицанию морали. К тому же заключению приходит и соединяющий материю с духом в понятии единого, разлитого везде Божества Давид Динанский (1160–1217 гг.). Напротив, на почве признания материи за злое начало и, следовательно, на почве сохраняющего мораль дуализма стоят ортлибарии, утверждающие божественность истинного, духовного человека.